Приключения Неуловимых Мстителей
Шрифт:
Через полчаса лже-Григорий уже читал бурнашам перед штабом свиток приказа:
— Народ великой радостью и любовью встречает своих освободителей вольную армию батьки Бурнаша. В бессильной злобе красные комиссары подсылают своих наймитов, чтобы мутить народ. А посему объявляю за поимку главарей банды красных "мстителей" из самоличных сумм батьки будет выдано: деньгами…
Данька сделал паузу и посмотрел на одобрительно слушающих казаков.
— Никак Сидор приехал, — услыхал он, перевел взгляд дальше к коновязи и… Тут уж язык просто отнялся. Данька увидел, как покойный Сидор Лютый спешился с коня и привязал повод. Сейчас хлопец сам стал ни жив ни мертв. Значит, не достала бандита его пуля! Как бы теперь не вышло наоборот, а Лютый стреляет метко, то Даниил из-за бати хорошо помнит… Он же красный мститель! Данька сосредоточился и стал читать прыгающие перед глазами буквы дальше.
— Деньгами: царской "катенькой" — сто рублей, "керенками" — полтора метра, советскими рублями — две тыщи и пять тыщ расписками от самого батьки. Объявить по всем хуторам и станицам в течение двух суток. Атаман Гнат Бурнаш. Год 1920, месяц май.
Лютый перебросил повод и повернулся к штабу, где мальчишеский голос читал приказ атамана. Ладный казачок в белой черкеске старательно-громко произносил слова… Казачок… Не веря еще глазам своим, Сидор подошел вплотную к подростку. Тот смотрел только в свиток, а Лютый — в упор на него. Потом Сидор развернулся и быстро вошел в хату.
Атаман Бурнаш встретил помощника благодушно.
— Здорово, Сидор, присаживайся, сейчас казачок чай подаст. Расскажи, как удалось с самим батькой Махно погутарить?
Лютый к столу не сел, а выглянул в окно, где на крыльце все еще стоял Данька.
— Об том после поговорим, — сказал Лютый, — я о другом. Знаком мне этот хлопец — твой казачок. И отца его знавал — красного командира Ивана Ларионова!
— Да ты что?!
— Я вот этой рукой старшого пристрелил, а ты мальца на груди, как змею, пригрел!
— Да померещилось тебе, Сидор. Я с его батькой, добрым казаком Семкой Кандыбой лет десять знаюсь.
Данька тем временем вернулся в хату и встал под дверью.
— А ты документ какой-нибудь спросил у сына дружка своего? поинтересовался Лютый.
— Спросил. Ты рубаху у него задери да сам почитай! У него вся спина красной плеткой расписана. Он этот документ при себе долго держать будет.
— Так то же я, Гнат, слышишь, то ж я…
Дверь распахнулась и Лютый оборвал себя. Данька вошел с подносом, на котором, не дрожа, стояли два стакана в ажурных серебряных подстаканниках. Он спокойно поставил чай на стол.
— А захотите еще, батька, так у меня самовар горячий стоит.
— Ну ладно… Гриня!
— Чего, батьк? — оглянулся от дверей казачок.
— А ничего, ступай. — Бурнаш прикрыл за ним дверь и повернулся к Лютому. — А ежели другой документ надо, то имеется бумага — письмо от батьки его — Семки Кандыбы. Мнительный ты стал, Сидор, ой мнительный, атаман похлопал казака по плечу. — Уже и мне не веришь.
— Я глазам своим верю.
— Сидор!
— Сколько у тебя этот казачок? Как я уехал — недели две? А теперь прикинь, что за это время было!
— Ну?
— Сотня Илюхи Косого в Волчьей балке на засаду напоролась, случайно? Меж коней мор пошел — водой отравленной поили! А сегодня за хлебом посылал — ни зернышка! Как по уговору. Засланный к тебе казачок — лазутчик.
— Устал ты с дороги, вот тебе и мерещатся всюду враги, — сказал Бурнаш. — Иди, отдыхай.
— Добро… добро, атаман.
Данька успел отскочить от дверей и взяться за сапог, которым раздувал самовар, прежде чем Лютый распахнул дверь. Бандит задержался рядом с казачком.
— А ты, щусенок, поди и панихидку по мне справил.
Данька как ни в чем не бывало работал сапогом, словно кузнец мехами.
— О чем это вы, дядя Сидор? Спутали с кем-то?
— А может, и спутал.
Лютый зашел к себе в хату и зло швырнул маузер с саблей на койку. Сел к столу и выпил стакан горилки.
— Игнат!
Из сеней прибежал бородатый мужик, исполнявший роль денщика, и принес новый штоф с самогоном.
— Жеребца седлай, — приказал Сидор, — ас казачка глаз не спущай. Пропадет — шкуру с тебя спущу!
— А чего ему пропадать-то? — удивился Игнат. Лютый сгреб мужика за грудки и притянул к себе.
— Выкрасть могут Гриню нашего.
— Это кто же?
— Сволочи красные. Понял, Игнат?
— О, Господи, о, Господи, — запричитал, крестясь, мужик.
— Ну давай, ступай, — отпустил Сидор. Сам схватил штоф и хлебнул прямо из горла.
* * *
Данька уже почти час бродил по станице. Он заметил, что за ним всюду тенью следует Игнат — денщик Сидора. Значит, не поверил атаман до конца в легенду о Григории Кандыбе. Это не самое страшное. Данькину руку жгла записка, которую надо было срочно передать в условленном месте Ксанке. В ней говорилось, что воскрес Лютый, а самое главное, Бурнаш захватил в станице Медянке заложников, и если их не спасти, то завтра будет поздно. Данька разрывался: если Игнат увидит передачу записки, то хлопец рассекретит не только себя, но и сестру, а если переждать время, то погибнут ни в чем не повинные заложники.
Данька кружил по улицам, здоровался с казаками, перекидывался репликами, а сам думал только о том, на что решиться. Он опять вышел к штабу, на завалинке которого сидела компания бурнашей с Савелием во главе. Данька поздоровался и устроился рядом.
— … Да я поначалу и сам не поверил, — рассказывает казачок, — а вот глянул в стороны: гроб с покойничком летает над крестами! А вдоль дороги мертвые с косами стоят, — Савелий даже показал как. — И-и… тишина!
— Ну да! — заржали казаки. — С косами.
— Ну, ты даешь.
— Берегись! Берегись! — донесся вдруг сумасшедший крик.
— Лошади понесли, — сообразил кто-то из казачков.
На улице показалась бешено несущаяся тачанка.
— А-а! — крик замер на Настиных губах.
Данька увидел вдруг побледневшую, как бумага, девчонку, которая с ужасом смотрела на своего младшего брата, барахтающегося в придорожной пыли вместе с двумя приятелями. Неуправляемая тачанка летела прямо на них. Данька бросился наперерез и повис на шее одного из коней. Повозка остановилась за пару метров от детей. Парень разжал враз онемевшие руки и опустился на землю. Настя схватила брата и убежала во двор.