Приключения Никтошки (сборник)
Шрифт:
Последних слов этой дразнилки Никтошка уже не слышал. Он бежал очень долго, пока не устал, а потом долго шел не разбирая дороги через какое-то ромашковое поле. Белые лепестки ромашек хлестали его по щекам, а пыльца с их желтых головок забивалась ему в нос, и от нее так хотелось плакать! Тут никого не было, но Никтошка все равно не плакал, и только слезы текли у него по щекам, но это ведь было от пыльцы. У него просто слезились глаза, а Никтошка шел, размахивая руками и отбиваясь от ромашковых стеблей.
– Я никто! – говорил он своему мысленному другу Вилке, а может быть, еще кому-нибудь, кто мог бы быть тут рядом и слышать. – Я никто, меня вообще
Слезы текли и текли у него по щекам, смешиваясь с ромашковой пыльцой. И наконец все его лицо стало желтое, и его белая рубашка стала желтая, а джинсы – зелеными, потому что если смешиваешь синий и желтый цвет – то получается зеленый. Никтошка шел все вперед и вперед, поливая ромашки слезами и не замечая, куда идет, и неожиданно ромашки кончились, и он оказался у обрыва Огуречной реки. Никтошка даже не успел заметить, как ромашки пропали, а он полетел с высокого обрыва в реку.
Плавал Никтошка как рыба. Окунувшись в воду, он вынырнул и поплыл на другой берег. Когда он вылез из воды, взобрался на кочку и сел на нее, глядя в воду, то оказалось, что вся обида уже прошла. Никтошка был весь мокрый, и с него капало. Почему-то ему даже стало весело.
– Ну и здорово, что меня никто не замечает! – вслух сказал он. – Я могу быть разведчиком и незамеченным пробираться в тыл врага. И на шар их я тоже проберусь!
Никтошка по своей природе был оптимистом и никогда не унывал. Хоть у него и не было друзей, но он надеялся, что когда-нибудь обязательно их найдет.
На следующий день Никтошка уже совсем не помнил обиды, которую нанес ему Пустомеля. Он не умел долго дуться. Никтошка не очень-то представлял себе, что это за воздушный шар и как на нем летают. Но он решил полететь во что бы то ни стало. У него не было определенного плана. Он вообще не любил планов и делал все спонтанно. То есть, всегда придумывал, что ему делать, в самый последний момент. «Там видно будет», – решил Никтошка. Он позавтракал грибом-сыроежкой, которую сам спилил, разрезал на кусочки и посолил. Сыроежки ведь можно есть сырыми.
Вокруг их дома собралась такая толпа, что он еле протиснулся к лужайке во дворе, над которой уже плавал привязанный к корзине, надутый теплым воздухом шар. Никтошка подобрался к самому шару, и никто его, как обычно, не заметил. Он и правда мог бы быть разведчиком. Такой уж у него был талант – оставаться незамеченным.
Наконец-таки Никтошка увидел воздушный шар. Он был огромным – величиной с их двухэтажный дом – и плавал над высоким ореховым кустом. На шар была надета веревочная сеть, к которой снизу была привязана большая плетеная корзина. Корзина была размером с целую комнату, правда, не очень большую. В ней и должны были полететь коротышки.
Никтошка обошел вокруг корзины и увидел, что она вся просвечивает насквозь. «Не очень-то качественно они ее сделали, как ты думаешь, Вилка?» – мысленно спросил друга Никтошка. Все-таки они с Вилкой чаще всего разговаривали телепатически – то есть, мысленно. Особенно, когда рядом кто-нибудь был и мог услышать. «Да уж», – телепатически ответил Вилка.
И правда, во многих местах в березовой коре, из которой была сплетена корзина, были довольно большие дыры. В них можно было просунуть руку, а в некоторые даже ногу. Время от времени кто-нибудь из суетящихся вокруг коротышек задевал корзину, и она при этом ужасно скрипела.
Неприятная мысль поразила Никтошку: «А вдруг кто-нибудь в такую дыру провалится и выпадет наружу?» Он на минуту представил себе, что шар будет лететь на очень большой высоте. Он ведь такой огромный. Наверное, даже орлы так высоко не летают. «Слушай, Вилка. Высоко в небе, может быть, дуют сильные ветры. А если эта корзина от ветра развалится на куски и коротышки выпадут из нее?» – «Вот и я о том же, – отвечал Вилка. – Или одна из дыр расширится, и кто-нибудь в нее проскользнет». Но оглянувшись на коротышек и увидев спокойный и сосредоточенный вид ученого Знайки, деловито руководившего работой, Никтошка с Вилкой подумали, что не всё так страшно. «Нет, Знайка знает, что делает. Они с Напильником и Молотком всё рассчитали». – «Согласен. Ничего плохого не может случиться». И Никтошка перестал бояться.
Только возьмут ли его? Ведь он не работал, да и вообще, как сказал Пустомеля, они «только своих берут». А просить кого-нибудь Никтошка терпеть не мог.
Коротышки тем временем уже сложили на дно корзины парашюты, и теперь Знайка велел всем наполнять мешки песком и тоже класть их в корзину.
– Это чтобы когда воздух в шаре остынет и он начнет опускаться, можно было выкинуть мешки и остановить падение, – объяснил Знайка.
И тут Никтошку осенила гениальная мысль. Он даже Вилке ничего не стал говорить. В суматохе, взяв потихоньку пустой мешок, он подобрался к лесенке, ведущей в корзину, и надел мешок себе на голову. Затем, быстро взбежав по ступенькам, повалился на другие мешки, которые уже лежали на дне. Все были так заняты, что никто ничего не заметил. Никтошка перекатился через два другие мешка, торчавшие кверху, и улегся поудобнее рядом. Потом он перевернулся внутри своего мешка так, чтобы быть головой к выходу.
Когда Никтошка еще только решил как-нибудь тайно на шар пробраться, ему все-таки неудобно было, что он не помогал, не делал ничего, а хочет полететь. Но когда он узнал, что летят мешки с песком, совесть его успокоилась. «Ну чем я хуже его? – решил Никтошка, ткнув кулаком соседний мешок. – Он тоже лежит на полу и ничего не делает».
Никтошка всё лежал в мешке и слушал, что происходит вокруг, и ему почему-то стало очень грустно. «Ну почему я всегда поступаю так, почему? – думалось ему. – Ведь нужно было просто подойти к ученому Знайке и поговорить с ним, и они взяли бы меня с собой, ведь я же живу в этом доме!» Но разговаривать с кем-нибудь, а тем более просить – было для Никтошки очень тяжело. Хуже, чем горькую горчицу есть. Он любил действовать в одиночку и ненавидел кого-нибудь о чем-нибудь просить. А вдруг не дадут? Да он бы лучше касторку выпил, чем попросил у них. И заниматься чем бы то ни было Никтошка любил только, когда он один. А вдруг запретят?