Приключения парижанина в Океании

Буссенар Луи Анри

Понятно, что построенная таким образом пирога становится непотопляемой, поскольку ее поверхность увеличивается в четыре раза и позволяет ей удержаться на плаву при самых резких поворотах, не уменьшая при этом скорости. Крыша, сделанная из листьев, положенных на очень тонкую раму, на две трети покрывает пирогу и предохраняет экипаж от палящих лучей солнца. На корме волнорез переходит в некое подобие лестницы, напоминающее лафеты старых корабельных пушек, что же касается волнореза на носу, то он украшен поставленными вертикально широкими резными дощечками, разукрашенными изображением листьев, людей и животных.

Что касается мачты, то на первый взгляд она может показаться одной из самых наивных выдумок, противоречащих здравому смыслу. Вообразите

себе большие козлы, используемые плотниками при установке балок не с двумя, как обычно, а с тремя подпорками, замените эти тяжелые деревянные брусья бамбуковыми палками, установите их на носу пироги, и вы представите себе эту мачту, не имеющую ни реев, ни вант, ни штагов [129] . Помимо того, что ее без труда можно поднять и опустить, у нее есть еще одно редкое достоинство — она не мешает встречному ветру и не парализует усилия гребцов. Но стоит подуть попутному ветру, как тут же поднимают лежащий у мачты и прикрепленный к ней тремя канатами большой цилиндр…

129

Ванты, штаги — снасти судового стоячего такелажа.

Этот цилиндр — широкая циновка, закатанная в рулон вокруг бамбуковой палки, сплетенная либо из пушка, покрывающего молодые листья саговой пальмы, либо из самых тонких прожилок ее листьев, — и есть парус. Ширина его метра два, длина — метров шесть. Если ветер крепчает, достаточно ослабить средний канат, поддерживающий рею на верху мачты, и парус опускается на нужную высоту. Руль, длинное весло с широкой лопаткой, укреплен на корме волокнами индийского тростника, и туземцы по очереди очень ловко управляют пирогой.

Пьер и Фрике устроились в лодке туземцев, которую боцман торжественно назвал флагманским кораблем; они были счастливы, как могут быть счастливы только потерпевшие кораблекрушение, отправляющиеся на поиски более гостеприимной земли.

Парижанин счел нужным поднять французский флаг, взятый, как помнит читатель, когда друзья покидали «Лао-цзы». Фрике надеялся, что флаг привлечет внимание моряков, если случайно им встретится какой-нибудь корабль. Такой вариант, впрочем, был маловероятен, поскольку корабли цивилизованных стран редко заходили в эти плохо изученные воды. Правда, в этих краях, по словам Узинака, было полным-полно пиратов-папуасов, совершающих набеги на прибрежные районы, грабящих жителей ближайших деревень, уводящих рыбаков в рабство. Вид флага, указывавшего на то, что в пироге находятся цивилизованные моряки, которые умеют обращаться с огнестрельным оружием, мог бы остановить пиратов.

Слово «рабство», когда Виктор перевел его, заставило насторожиться Фрике.

— Как? У папуасов существует рабовладение? Неужели не хватает того, что здесь все еще существует эта страшная язва — людоедство? — спросил он Узинака.

Тот рассмеялся и ответил:

— Не надо думать, что все папуасы — людоеды, таковых не так уж много. Вот мы не едим человеческого мяса. И вообще, жители побережья добры, гостеприимны, любят путешествовать, питаются рыбой и саговыми лепешками. А вот те, кто живет в горах, — это другое дело; они, наоборот, ведут оседлый образ жизни, занимаются охотой, выращивают ямс, пататы [130] , сахарный тростник и так далее. Это люди сильные, жестокие, они едят человеческое мясо.

130

Пататы — клубневая культура, разновидность картофеля.

— Смотри-ка, — прервал его Фрике, — совсем не так, как в других местах. Земледельцы, как правило, люди миролюбивые, добрые, а жители побережья слывут сущими разбойниками. Во всяком случае, у нас так говорят.

— Совершенно верно, сынок. И нет тут ничего удивительного.

Ведь мы на другом конце света, у наших антиподов [131] . Здесь все наоборот, — откликнулся Пьер.

— Браво! Я никак не ожидал от тебя такого ответа, просто здорово! — смеясь воскликнул Фрике.

131

Антиподы — обитатели двух диаметрально противоположных точек поверхности земного шара.

— А что касается рабов, — перевел Виктор слова Узинака, — ты сам увидишь, что у нас с ними хорошо обращаются.

— Охотно верю, мой славный папуас. И это в чем-то примиряет меня с частью населения самого большого острова Океании.

Плавание продолжалось целую неделю и проходило спокойно; в безлунные ночи они приставали к берегу, разбивали лагерь, а на рассвете снова пускались в путь. За все эти дни наши друзья не увидели ни одного корабля, зато встретили множество не всегда вызывавших доверие пирог.

Однажды одна из таких пирог повела себя чересчур вызывающе: явно собираясь взять суденышко наших друзей на абордаж, она подошла так близко, что были слышны голоса сидевших в ней папуасов, которые уже снимали с лодки крышу, мешавшую натягивать луки. Фрике велел поднять французский флаг и выстрелил в воздух. Успех превзошел все ожидания. Готовившиеся к нападению папуасы тут же водрузили крышу на место, что, по словам Пьера, было равносильно признанию поражения, и поспешно удалились.

Наконец на восьмой день пирога вошла в неглубокий пролив, буквально усеянный рифами, они настолько затрудняли продвижение, что туземцам пришлось спрыгнуть в воду и тащить пирогу на веревках за собой. Затем вдруг пролив расширился, стал значительно глубже и перешел в лиман, по обе стороны которого тянулись густые заросли мангровых деревьев и кустарников с причудливо переплетающимися надземными дыхательными корнями.

Лиман этот конечно же был устьем реки, о чем свидетельствовали и его глубина, и ставшая более темной вода. А в коралловых зарослях, поскольку полипы погибают при смешении соленой и пресной воды, образовался проход, что позволяло лодкам, не боясь рифов, подойти к берегу. Надо сказать, такая смертельная для кораллов вода идет на пользу мангровым деревьям и кустарникам; жители тех стран, где на болотах растут эти чудовищные растения, называют их «деревьями лихорадки».

На пути наших друзей все чаще и чаще стали появляться лодки самых разнообразных размеров — здесь были и маленькие, рассчитанные на одного гребца, и большие военные пироги. Все проплывавшие встречали белых путешественников радостными возгласами. Со всех сторон слышалось: «Табе, туан!» [132]

132

Добрый вечер, господа! (малайск.)

Посреди извилистой реки с крутыми берегами имелось множество островков, напоминавших огромные кусты зелени. Наконец Пьер и Фрике оказались в обширном водоеме, заросшем болотными растениями, посреди которого возвышалось с десяток очень странных на вид построек.

Метрах в пятидесяти от берега поднимался целый лес свай в семь или восемь метров высотой, между ними сновали в лодках веселые и болтливые туземцы. На этих сваях стояли деревянные строения двух типов. Большинство из них имели форму прямоугольника с огромной крышей из листьев банановых и кокосовых пальм, напоминающих по форме опрокинутую пирогу. И лишь два дома, стоящие в стороне, значительно меньшие по размеру, походили на большие собачьи конуры и опирались на четыре длинные сваи. Когда Фрике спросил у Узинака, чем вызвано такое различие, тот, подмигнув ему, ответил, что там живут молодые люди, достигшие брачного возраста.