Приключения Перигрина Пикля
Шрифт:
В это время его товарищ, видя, что он беседует с одной из леди, вступил в разговор с другой и, с целью споспешествовать любовной интриге друга, увел свою даму в другую комнату якобы для того, чтобы показать ей какую-то замечательную картину.
Перигрин, пользуясь случаем побыть наедине с предметом своей любви, бросил на нее самый обольстительно-нежный взгляд и, испустив глубокий вздох, спросил, окончательно ли вычеркнула она его из своей памяти. Покраснев при этом патетическом вопросе, который вызвал воспоминание о воображаемом оскорблении, ей нанесенном, она отвечала в большом смущении:
— Сэр, кажется, я имела удовольствие видеть вас однажды на балу в Винчестере.
— Мисс Эмилия, — сказал он очень серьезно, — будьте откровенны и сообщите мне, за какой из моих проступков угодно вам меня наказывать, ограничивая ваши воспоминания этим единственным случаем?
— Мистер Пикль, — отвечала она тем же тоном, — у меня нет ни права, ни желания судить ваши поступки, а потому вы задаете неуместный вопрос, требуя у меня объяснения.
— По крайней мере, — продолжал наш влюбленный, — доставьте мне меланхолическое удовлетворение знать, за какое нанесенное мной оскорбление вы решили не обращать ни малейшего внимания на письмо, которое я имел честь написать из Винчестера с вашего особого разрешения.
— Ваше письмо, — с живостью сказала мисс, — не требовало и не заслуживало ответа; и, откровенно говоря, мистер Пикль, это была лишь пошлая уловка для того только, чтобы избавиться от переписки, которой вы изволили домогаться. — Сбитый с толку этой репликой, Перигрин отвечал, что, быть может, он оказался несостоятельным с точки зрения изящества или благоразумия, но отнюдь не поскупился на изьявления почтения и преклонения перед той прелестью, обожать которую — его гордость.
— Что касается до стихов, — сказал он, — признаюсь, они были недостойны предмета, но я льстил себя надеждой, что они заслужат ваше снисхождение, если не одобрение, и будут сочтены не столько плодом моего таланта, сколько искренним излиянием моей любви.
— Стихи! — воскликнула с удивленным видом Эмилия. — Какие стихи? Право же, я вас не понимаю.
Молодой джентльмен был поражен этим восклицанием, на которое он после долгой паузы ответил:
— Я начинаю подозревать — и от души желаю, чтобы это раскрылось немедленно, — я подозреваю, что мы с самого начала неправильно понимали друг друга. Скажите, пожалуйста, мисс Гантлит, разве вы не нашли стихов, вложенных в то злополучное письмо?
— Уверяю вас, сэр, — отвечала эта леди, — я не считаю себя таким знатоком, чтобы судить, было ли то остроумное произведение, которое вы шутливо величаете злополучным письмом, написано стихами или прозой; но, мне кажется, шутка слегка устарела для того, чтобы снова извлекать ее на свет.
С этими словами она упорхнула к своей спутнице и оставила своего кавалера в крайнем беспокойстве. Он понял теперь, что ее равнодушие к его ухаживанию в бытность его в Винчестере, должно быть, возникло благодаря какой-то тайне, которую он не мог постигнуть. А она начала подозревать и надеяться, что полученное ею письмо было подложным, хотя терялась в догадках, как это могло случиться, раз оно было ей вручено его же собственным слугой.
Однако она решила предоставить распутывание дела ему, а он, как было ей известно, не преминет потрудиться как для своего, так и для ее удовлетворения. Она не обманулась в своих ожиданиях. Он снова подошел к ней на лестнице и, так как с ними не было спутника мужского пола, выразилжелание проводить их до дому. Эмилия угадала его намерение, заключавшееся в том, чтобы узнать, где она живет, и хотя одобрила его хитрость, но сочла своим долгом, ради поддержания собственного достоинства, уклониться от этой любезности. Поэтому она поблагодарила его за учтивое предложение, но не соглашалась причинить ему беспокойство, тем более, что им было очень недалеко идти. Он не был огорчен этим отказом, причины которого прекрасно понимал; да и она не досадовала, видя, что он упорствует в своем решении. Поэтому он проводил их до дому и пытался разговаривать главным образом с Эмилией. Но ее натуре не чуждо было кокетство, и, задумав разжечь его нетерпение, она ловко разбивала все его усилия, постоянно втягивая свою спутницу в разговор, который шел о величественном виде здания. Подвергаясь такой пытке, он дошел с ними до дверей дома, где они жили, а тогда его возлюбленная, угадав по лицу своей подруги, что та вот-вот пригласит его войти, предупредила ее намерение, нахмурив брови; затем, повернувшись к мистеру Пиклю, сделала ему очень церемонный реверанс, взяла молодую леди под руки и, со словами: «Идемте, кузина Софи», скрылась.
Глава XXIII
Перигрин, сбитый с толку их внезапным исчезновением, стоял несколько минут растерянный на улице, прежде чем справился со своим изумлением, а затем начал рассуждать сам с собой, следует ли ему немедленно добиваться доступа к возлюбленной, или избрать какой-нибудь другой метод обращения. Уязвленный ее резкостью, но очарованный ее живостью, он изощрял свой ум, чтобы измыслить способ увидеть ее, и в глубокой задумчивости пришел в гостиницу, где застал своих спутников, которых покинул у ворот замка. Они уже навели справки об этих леди, в результате чего он узнал, что мисс Софи, с которой его возлюбленная состояла в родстве, была дочерью джентльмена, проживавшего в этом городе; что близкая дружба связывала двух молодых леди; что Эмилия жила около месяца со своей кузиной и появилась на последней ассамблее, где вызвала всеобщее восхищение, и что несколько богатых молодых джентльменов докучали ей с той поры своим ухаживанием.
Тщеславие нашего героя было польщено, а страсть его возбуждена этими сведениями; и он мысленно поклялся, что не покинет этого города, покуда не одержит бесспорной победы над всеми своими соперниками.
В тот же вечер он сочинил красноречивейшее послание, в котором пылко умолял, чтобы она дала ему возможность объяснить его поведение; но она не пожелала принять его записку, равно как и увидеть его посланца. Потерпев неудачу, он вложил письмо в новый конверт, написал адрес другим почерком и приказал Пайпсу ехать на следующее утро в Лондон и сдать его в почтовую контору, чтобы, получив его таким путем, она не могла заподозрить, кто является автором, и вынуждена была распечатать письмо, прежде чем догадается о проделке.
Три дня он ждал терпеливо результатов этой уловки, а на четвертый день после полудня решил отважиться на визит в качестве старого знакомого. Но и эта попытка окончилась неудачей: она была нездорова и не могла принимать гостей. Эти препятствия только усилили его рвение. Он все еще придерживался своего первоначального намерения; а его товарищи, соглашаясь с его решением, предоставили его на следующий день собственной изобретательности. Посему он удвоил свое усердие и испробовал все способы, какие подсказывало ему его воображение, дабы привести в исполнение свой план.
Пайпсу было приказано стоять с утра до ночи неподалеку от ее двери, чтобы он имел возможность дать своему хозяину отчет о ее выходах; но она никуда не ходила, если не считать визитов по соседству, и всегда возвращалась домой раньше, чем Перигрин мог узнать о ее появлении. Он отправился в церковь с целью привлечь ее внимание и принял смиренный вид, но она умышленно напустила на себя такую набожность, что смотрела только в свой молитвенник, и, стало быть, он не удостоился ни одного пристального взгляда. Он посещал кофейню и старался завязать знакомство с отцом мисс Софи, который, как он рассчитывал, пригласит его к себе в дом; но и эта надежда не осуществилась. Сей благоразумный джентльмен видел в нем одного из тех дерзких охотников за богатыми невестами, которые рыщут по стране в поисках, кого бы им сожрать, и осторожно отклонил все его авансы. Опечаленный столь многими неудачными попытками, он начал отчаиваться в достижении цели и решил прибегнуть к последнему средству: он расплатился за комнату, нанял лошадь и в полдень отправился туда, откуда прибыл. Однако он проехал всего несколько миль и в сумерках вернулся никем не замеченный, остановился в другой гостинице, приказал Пайпсу сидеть дома и, сохраняя инкогнито, нанял другого человека следить за Эмилией.
В скором времени он пожал плоды своей изобретательности. На следующий день после полудня он был уведомлен своим шпионом, что обе молодые леди пошли гулять в парк, куда он тотчас за ними последовал, твердо решив настоять на объяснении со своей возлюбленной, хотя бы в присутствии ее подруги, которую, быть может, ему удастся склонить на свою сторону.
Когда он их увидел на таком расстоянии от города, что они не могли вернуться прежде, чем он воспользуется случаем привести свой замысел в исполнение, он ускорил шаги и нашел способ появиться перед ними столь неожиданно, что Эмилия невольно вскрикнула от изумления. Наш влюбленный, приняв смиренный и скорбный вид, пожелал узнать, неумолима ли она в своем гневе, и спросил, почему она так жестоко отказывается даровать ему ту обычную привилегию, которой пользуется каждый преступник.