Приключения Питера Джойса
Шрифт:
— Огонь! — закричали все стоявшие на мостике одновременно.
Прерывистая красная молния облетела борт, проскочив сквозь обвальный грохот залпа, и все заволокло кислым удушливым облаком. Залп с такого близкого расстояния, направленный в живую груду копошившихся под сетью тел, был страшен — он так и пригвоздил атакующих к палубе. По новой команде на нашем борту выросла человеческая стена: поднявшись на планшир, пуритане всей массой спускались на руслени, а оттуда перешагивали на палубу люгера. Они занесли над головами приклады и черной лавиной обрушились на врага. Они наступали ногами на поверженных залпом, добивали раненых, гнусаво и торжествующе распевая псалмы. Схватка распалась на отдельные звенья.
Наш капитан, в каске и панцире стоявший среди нас, хохотал от восторга. «Пора!» — провозгласил он, взмахнув драгунским палашом, и первым покинул мостик, чтоб сбежать с него на палубу люгера. За ним последовали штурман и остальные. Леди схватила меня за рукав: «Питер, вы нужны тут!» Она положила мушкет дулом на перила; юнга, стоявший за ней, протянул мне другое ружье. Забава показалась мне отвратительной. Я вспомнил о Бэке и Генри, оттолкнул юнгу и перепрыгнул на палубу люгера.
От топота ног сражающихся она вся дрожала и гудела. Численно мы превосходили морских разбойников раза в три. Пираты, вообще говоря, непобедимые в ближнем бою, теперь были рассеяны по всему люгеру, разогнаны по углам, прижаты к мачтам; каждая их небольшая группа со всех сторон окружена — и все-таки они храбро и хладнокровно сопротивлялись. Иногда отчаянным усилием им удавалось оттеснить пуритан — те отступали, перезаряжали ружья, а затем скашивали все перед собой залпом в упор.
Капитан люгера, полный, приземистый блондин в ярком головном платке — вожаки носили их нарочно, чтоб быть заметными в свалке — собрал у грот-мачты толпу своих и, расстреляв пистолетные заряды, удерживал нападавших великолепной работой своего сверкающего палаша. У грот-мачты появился Кэпл с вереницей своих дружков; один из них подал ему нож. Кэпл весь изогнулся, раскачивая отвесно поставленный в руке нож, потом подался вперед и сильно метнул — капитан пиратов выронил палаш, закинул голову назад и, схватившись обеими руками за горло, рухнул на спину. Его товарищей пуритане расстреляли, как обыкновенные мишени.
— Чего вы от нас хотите? — взывали со всех сторон по-французски, по-немецки и по-испански. — Откуда вы, чьи люди? Берите люгер, берите всё и будьте вы прокляты! Пощады! Сдаемся!
Но пуритане, привычно держась плечом к плечу, всё так же мерно взмахивали прикладами, прицеливались и стреляли. За этой работой они жужжали сквозь зубы яростные пророчества Иезекииля [115] : «Душа согрешающая, она умрет!»
Дважды обежав полную дыма палубу, я наконец нашел Бэка и Генри. Оба мальчика осаждали верзилу с двумя палашами в руках. Он от души забавлялся их шпажками и, отбиваясь, твердил сквозь смех по-испански: «Берите меня, юнги, я сдался!» Я встал против него в позицию, вышиб из его руки палаш и крикнул по-испански: «Брось дурачиться!» Верзила тотчас отшвырнул второй палаш, скорчил рожу и сел с насмешливым воплем: «Святой Яго побежден!» Генри и Бэк стали возле него, до безумия гордые победой, Но черный дым боевого неистовства заклубился и в моей голове: неожиданно для себя я сделал длинный выпад вниз и загнал свой клинок в грудь побежденного с такой силой, что чашка шпаги ударилась о его тело, а острие глубоко вонзилось в палубу.
115
Иезекииль — один из пророков Древней Иудеи.
Капитан велел юнге трубить отбой. Можно эффектно описать сражение: пистолетные выстрелы, лязг сходящихся клинков и тому подобное, — мне же всегда мерещится не боевой шум, а страшное затишье после боя. Надрывно стонут и хрипят, пытаются подняться и ползут в лужах крови люди — изувеченные, с черными от пороха лицами… Не понимаю: ради чего? Во имя чьих богов?
Пелена порохового дыма медленно распространялась вокруг кораблей, отравляя чистый воздух Атлантики. Стоны утихали. На люгер спускалась смертная тишина.
В шикарном платье цвета морской волны, отделанном пышными черными кружевами, завитая и подрумяненная на палубе люгера появилась леди Элинор. Пуритане расступились, чтобы дать ей пройти, а торжествующая рыжая ведьма Корнуола не торопясь шла между ними и, улыбаясь, вглядывалась в потные разгоряченные лица, на которых еще не изгладились гримасы боевой ярости. Хриплым голосом сказала в тишину:
— Браво, мои доблестные иомены! По справедливым законам моря, половина всей добычи — вам и всем участникам абордажа, кто бы они ни были!
Взмахнув шляпами и ружьями, пуритане рявкнули свирепое «ура». Капитан, стоявший тут же во всем блеске своих доспехов, насупился, однако морской этикет заставил его, преклонив колено, подать леди на кончике палаша связку ключей от внутренних помещений люгера, снятую с пояса убитого капитана. Леди небрежно перебросила связку Иеремии Кэплу: «Отопрешь, раз отправил в преисподнюю хозяина судна!» Потом громко распорядилась:
— Для честного учета и дележа всего взятого в бою пусть мои храбрые люди станут у всех дверей и пусть никто не коснется замков! Нарушителям морских законов — смерть!
Пуритане разошлись по кораблю. Так же не считаясь с присутствием капитана, леди подозвала ле Мерсера и велела ему с его людьми заняться очисткой палубы от трупов и следов боя. Оставила на корабле еще трех матросов, которым отдельно дала какие-то наставления. Тут ей попались на глаза освобожденные каторжники; понурясь, они ожидали решения своей участи. Леди, глядя на них, задумалась, потом весело обратилась к капитану:
— Ну что, капитан Уингэм, — надо держать слово, данное даже негодяям, а?
Капитан хмуро поигрывал своим палашом и ничего не сказал. Штурман недоуменно дергал себя за усы. Уриэл, только что пришедший на люгер, не без содрогания наблюдал, как люди ле Мерсера отмывают и скоблят забрызганную кровью палубу Он чувствовал, что, выступи он сейчас в роли представителя компании, его вряд ли поймут.
— Что ж, джентльмены, прошу со мной вниз, — предложила леди. — И вас, молодцы из Стонхилла!
Спустившись в нижнюю палубу — их было всего две, — обнаружили насмерть перепуганного черного кока: что-то лопоча, негр рухнул на колени. Пораженные его видом, пуритане совещались, не следует ли тут же прикончить это чудовище, — должно быть, потомка племени Хама или даже самого сатаны! Однако леди было угодно эфиопа сохранить как диковину. Отыскались старичок врач и инвалид-квартирмейстер, больше никого на корабле не осталось в живых. Врач тут же занялся своим делом — раненых было множество, — а одноногий инвалид, стуча своей деревяшкой, повел всех в трюм.
Трюм оказался забитым до отказа мешками с перцем, гвоздикой и другими пряностями. Среди победителей сразу воцарилось благоговейное молчание, ибо все это стоило уйму денег. Одну гвоздику сбывали в Англии в двенадцать раз дороже, чем она обходилась на Индонезийских островах. А теперь, после «амбойнской резни» 1623 года, когда агентам нашей Ост-Индской компании под нажимом голландцев пришлось убраться с Островов Пряностей, всему этому и цены не подберешь.
По требованию леди все содержимое трюма было разделено строго на две части, и ровно половину мешков тут же пометили краской, дабы не возникло трений в дальнейшем. Пуритане, очень довольные, тотчас же стали перетаскивать меченые мешки наверх, и леди напомнила им, что получившие увечья в бою имеют право на дополнительную долю: так установлено в правилах морского братства еще со времен Римской империи. Затем инвалид провел нас в капитанскую каюту. Иеремия Кэпл ее открыл, и мы очутились в помещении, заставленном странной смесью из предметов роскоши всех наций, всех стран и времен.