Приключения Питера Джойса
Шрифт:
Держась за канаты, которыми шлюпка была обмотана и закреплена, мы выжидали. Нельзя было и шагу пройти по палубе, раз наш флейт вздумал перевалить горный хребет величиной с Карпаты. «Девятых валов» пронеслось около ста, наконец голос бури ослаб, так что можно было разговаривать. Мокрые до нитки, мы нежно обнимали корму шлюпки и были не в силах с ней расстаться. У меня сильно болело ушибленное о битенг [103] плечо, Боб ощупывал кровоточащее колено. Пришла такая постыдная минута, когда долг указует тебе действовать, а ты преспокойно
103
Битенг — деревянная тумба на баке для крепления якорной цепи.
— Кинжал с напильником у вас, мистер Джойс?
Люблю людей с такими отчаянными глазами, как у Боба. Он шел на смертельный риск, выдавая свою причастность к заговору.
— Мне жаль, Боб, что ты связался с таким молодцом, как Кэпл.
— Не в нем одном дело, — сказал Боб.
Волна обдала нас новым холодным душем, разогнавшим накопленное было тепло. Вынырнув из-под нее и отплевавшись, ле Мерсер продолжал:
— Все наши вас уважают, мистер Джойс. Вы солдат, сэр, и вы джентльмен, но и простой человек вам не чужой. Вы старались для нас, сэр, хотели как лучше. Но скажу по совести: неохота работать в Америке вашей пять лет даром!
— Вы не каторжники. Пять лет — и вы свободны.
— Каторжники тоже люди, мистер Джойс.
— Чего же вы хотите?
— Свободы, сэр. И для них тоже.
— Кто поручится, что, освободив заключенных, вы не убьете свободных и не поднимете пиратский флаг?
Ле Мерсер опустил глаза: он знал больше, чем мог сказать.
— Средь наших тоже чересполосица, сэр. Кто что предлагает, я не с пиратами, сэр. Мое дело — идти за плугом на заре, скотину гнать на траву. Но руки для этого у меня должны быть развязаны: семья-то осталась в Англии, и что с ней станется через пять лет?
Как, и это говорит Боб ле Мерсер — один из тех, ради кого я тратил столько сил и энергии, вложил всего себя в безумное по трудности дело? Дом отца, который я покинул, состояние, которого я лишился… Моими детьми я сделал этих бедняков — и что же, они заявили, что будущее, которое я им готовил, их не устраивает!
Роберт как будто угадал мои мысли.
— Мы благодарны вам, сэр, — сказал он с достоинством. — И что б там дальше ни случилось, на вас и на односельчан у нас не поднимется рука. Обещаю вам… как это называется?
— Держать в курсе дел?
— Вроде того. — Он улыбнулся. — Скажу ясней: с тем меня к вам и послали.
Новая кипящая волна придала иное направление нашим мыслям. Она оказалась последней. Дымчато-серая оболочка неба, которую ветер усердно драл в клочья, расползлась, заголубели прорехи, и хотя пляска воды продолжалась, палубу больше не окатывало. Я попросил Боба перетянуть мне плечо обрывками моей рубашки, потом осмотрел его колено — на нем зияла большая рана. Я прилепил полуоторванный лоскут кожи, остановил кровь той же повязкой из рубахи, после чего Боб спокойно бросил: «Теперь я, пожалуй, помогу ребятам», — и отправился к помпе. Мне оставалось идти вниз и размышлять, потому что плечо было не в рабочем состоянии.
Шторм оставил тяжелые последствия. Треснула бизань [104]
104
Бизань — ближайшая к корме мачта.
105
Пятнерс — крепление мачт у их основания.
Новые настроения — новая песня, которую почему-то принялись напевать матросы. Они пели ее всюду, от бака до княвдигеда — пели с той наглой, по-своему шикарной интонацией, в которой звучали знакомые мне нотки мести и мятежа. Песня была особенная: порядочные моряки ее не поют. К ней издавна пристало мнение, что она пиратская.
Шкипер — эй! Бросай игру —
В море парус Киллигру!
Мореходам не к добру
Встретить парус Киллигру…
Но в пении еще не было главного — начала бунта. Начало — как узел в запутавшейся леске: не сразу его усмотришь. Чудесным образом нить мятежа вилась с ахтеркастеля, из каюты капитана, и, подобно фитилю, тянулась к пороховому погребу — помещению для матросов. Осталось ее поджечь.
Это и случилось вскоре после шторма. Леди Лайнфорт вернулась от капитана утром, после сумасшедшей ночной игры, к себе в каюту. Дело было при мисс Алисе, Генри и Уриэле. Юнга только что принес нам кофе. Смеясь, леди сказала дочери:
— Где колечко с индийским изумрудом? Давай сюда, я его проиграла. И ожерелье твое, и браслеты. — Весело посмотрев на нас, она добавила: — Сейчас вы разинете рты, как акулы. Я всё проиграла. Всё.
Уриэл, утешая, сказал:
— О, вы еще отыграетесь, миледи.
— Нечем, — бойко сказала миледи. — Я продула капитану все деньги за Соулбридж — словом, всё дотла — и еще осталась должна. Я теперь нищая, как этот славный мальчик, — и она дружески хлопнула юнгу по плечу.
Вдруг она рассвирепела:
— Нечего таращиться на меня, как ошпаренные цыплята! Ну, да, мы нищие, у нас нет ни фартинга — наоборот, я еще должна какие-то там сотни фунтов! А все этот сволочной шторм. У меня плохо работает голова в шторм!
Не обращая более ни на кого внимания, она кинулась на свою постель и скоро захрапела.
— Я всегда знала, что с мамой случится что-нибудь подобное, — рассудительно заметила Алиса, прихлебывая кофе. — Она такая невезучая.
— П-пожалуй, матроса из меня не выйдет, — а, мистер Уорсингтон? — сказал Генри.
Кто сразу сник, так это именно Уриэл. Банкротство Лайнфортов не входило в его расчеты — тем более, что в них, может быть, входил брак с мисс Алисой?
Мы поговорили и разошлись, не подозревая, что по фитилю бежит огонь в образе юнги, который со всей резвостью своих молодых ног спешил к матросам передать неслыханную весть.