Приключения Родрика Рэндома
Шрифт:
Лорд Рэттл увидел, как я потрясен этой неудачей. Он предложил помочь мне передать пьесу в другой театр, на что я охотно согласился, и тогда он написал рекомендательное письмо мистеру Белловеру, актеру и премьеру мистера Вэндаля, владельца театра, и посоветовал мне вручить ему трагедию без проволочек. Разумеется, я поспешил в этот театр, где мистер Белловер заставил меня прождать в коридоре целый час, пока допустил к себе, и затем с величественным видом принял от меня пьесу. Он сказал, что крайне занят в настоящее время и прочтет ее как только будет возможно, а меня попросил наведаться через неделю.
Я ушел, немало удивленный надменностью и спесью этого лицедея, который обошелся со мной весьма невежливо; мне пришло
— О! С большим удовольствием! — сказал он театральным тоном.
Он выдвинул ящик бюро, за которым сидел, выхватил какой-то сверток, бросил на стоявший рядом стул и презрительно вымолвил:
— Вот!
Я взял сверток, с удивлением увидел какую-то комедию и сказал, что это не моя рукопись; в ответ на это он предложил мне другую, которая также была не моя! Он подал мне третью, отвергнутую мной по той же причине. Тогда он вытащил целый ворох рукописей, положил их передо мной и заявил:
— Вот здесь их семь… Берите любую. А можете взять все…
Я нашел свою и удалился, пораженный не столько его грубостью, сколько количеством новых пьес, которые, как я заключил, ежегодно предлагаются театру. Конечно, я пожаловался моему покровителю, который отнесся ко всему отнюдь не с тем негодованием, какого я ожидал, попрекнул меня в излишней торопливости и заявил, что я должен считаться с расположением духа актеров, если хочу писать для театра.
— Теперь остается только одно… — сказал он. — Придержите пьесу до следующего сезона у мистера Брейера и летом на досуге переделайте ее по его указаниям.
Передо мной была ужасная альтернатива: либо проститься с надеждами, связанными с трагедией, которая должна создать мне положение и принести деньги, либо печально ждать восемь долгих месяцев в чаянии ее постановки. Как бы ни тяжело было это последнее испытание, но оно показалось тогда предпочтительным, и я вынужден был на него пойти,
Зачем я стану утомлять вас не очень важными подробностями? Я терпел нищету вплоть до того дня, когда кончился мой искус, а тогда я явился к лорду Рэттлу, чтобы напомнить о моем деле, и к великому моему огорчению узнал, что он уже собрался ехать за границу, а — что еще хуже для меня — мистер Брейер уехал в провинцию и, стало быть, мой великодушный покровитель не имеет возможности лично познакомить нас, как предполагал раньше; ему оставалось только написать директору весьма решительное письмо и напомнить о его обещании касательно моей пьесы.
Как только я узнал о возвращении Брейера, я отправился к нему с письмом, но мне сказали, что его нет дома. На следующий день, рано утром, я снова пришел, получил тот же ответ, и мне предложили назвать свое имя и сказать о цели посещения. Я так и сделал, вновь пришел на следующий день, и слуга мне сообщил, что его господина нет дома, хотя я видел, как он разглядывал меня из окна, когда я уходил.
Возмущенный этим открытием, я отправился в ближайшую кофейню и написал ему письмо с требованием окончательного ответа, а письмецо его лордства присовокупил к моему; это послание я отправил ему домой с привратником, который возвратился через несколько минут и сообщил, что мистер Брейер будет рад видеть меня незамедлительно. Я повиновался, и он принял меня, осыпая таким градом похвал и извинений, что мое возмущение тотчас же погасло
Я был очень рад этому, так как театральные представления были моим любимейшим развлечением, и можно не сомневаться, что я часто пользовался своей привилегией. Поскольку мне дана была возможность бывать за кулисами, я часто говорил с мистером Брейером о моей пьесе и спрашивал, когда он приступит к репетициям, но он был очень занят, долго не мог прочесть ее, и я стал уже беспокоиться, что сезон проходит, когда мне попалось на глаза объявление в газете о постановке на сцене другой новой пьесы, которая была написана, предложена театру, принята и приготовлена в течение трех месяцев.
Вы легко можете вообразить, как я был огорчен! Признаюсь вам, в порыве гнева я заподозрил мистера Брейера в вероломстве и очень был рад его разочарованию в успехе пьесы, дожившей только до третьего представления, а затем, к прискорбию, скончавшейся. Но теперь я придерживаюсь другого мнения и склонен приписать его поведение забывчивости или неразумию, — недостаткам, как вы знаете, прирожденным, вызывающим скорее сострадание, чем осуждение.
Как раз в это время я познакомился с одной почтенной женщиной, которая, прослышав о моей трагедии, сказала, что она знакома с женой некоего джентльмена, хорошо известного некоей леди, пользующейся расположением некоей особы, близкого друга графа Ширвита, и что она могла бы воспользоваться своим влиянием в мою пользу, если я этого пожелаю.
Этот нобльмен, признанный в стране меценатом, одной своей поддержкой и одобрением мог бы заставить всех высоко оценить любое произведение, и я принял с великой готовностью предложение этой доброй женщины в полной уверенности, что вскоре мое положение станет прочным и мои желания исполнятся, если, конечно, мне удастся понравиться его лордству
Я взял рукопись у мистера Брейера и вручил этой женщине, которая действовала успешно, и меньше чем через месяц трагедия попала к графу, а спустя несколько недель я с радостью узнал, что он прочел ее и весьма одобрил. Взволнованный этим сообщением, я тешил себя надеждой на его помощь, но, не имея об этом никаких известий в течение трех месяцев, усомнился (да простит мне господь!) в правдивости той, кто принесла мне добрые вести. Ибо мне казалось невозможным, чтобы человек столь высокого сана, знающий, сколь трудно написать хорошую трагедию, и высоко ее оценивший, прочтя ее и одобрив, не захотел бы подружиться с автором, которого он мог бы сделать независимым только одним своим покровительством. Но вскоре я убедился, что обидел понапрасну мою приятельницу.
Надо вам сказать, что вежливое обхождение со мной лорда Рэггла и желание его содействовать успеху моей пьесы побудили меня написать о моей неудаче его лордству; он соблаговолил обратиться с письмом к своему близкому знакомому, молодому, богатому сквайру, с просьбой оказать мне поддержку и, в частности, познакомить со знаменитым актером, мистером Мармозетом, недавно появившимся на сцене с удивительным eclat [90] и возымевшим такую власть в театре, где он играл, что директора не могли отказать ему ни в чем, что бы он ни предлагал.
90
Блеск (франц.).