Приключения Семена Поташова, молодого помора из Нюхотской волостки
Шрифт:
Елисей рассказал и многое другое. Так, Семен узнал, что управляют монастырем «соборные старцы», первыми из которых были настоятель, казначей и келарь. Соборными старцами становились те, кто при пострижении вносили большой денежный вклад или какое-либо ценное имущество; от них в монастыре все и зависело. Затем шла уже «меньшая братия», ничем в монастыре не распоряжавшаяся. Были среди меньшой братии и люди, спасшиеся от голодной смерти или боярской кабалы, или скрывшиеся от возмездия за совершенные преступления. Но больше всего в монастыре собиралось мирских трудников. Являлись они «по обещанию», и считалось, что какую бы тяжелую работу на них ни накладывали, «так угодно было Зосиме и Савватию». Отработав положенный срок, люди эти покидали обитель, и на их место являлись другие. Некоторые постригались в монахи, и вкладом их была тяжелая работа до конца жизни. Пока в монастырь являлись мирские трудники, даже меньшой братии жилось вольготно.
Узнал еще Семен, что несколько монахов проживало на отдаленном берегу в убогих хижинах. Люди эти совсем уже ничего не делали, только молились, соблюдая посты, и спали в гробах; называли их «непогребенными мертвецами».
Так молодой помор понял, в какое место послала его мать. Винить ее он не мог, — сама она в монастыре не бывала и слышала о нем только то, что рассказывали монахи. Но Семен был уверен, что, знай все это, его мать никогда бы не дала «обещание Зосиме и Савватию».
Когда у Семена появлялись сомнения, он шел исповедоваться к настоятелю, который был его духовником. Настоятель хорошо понимал, что происходит с молодым помором: его сомнения ему были понятны, он и сам через них в свое время прошел. Только настоятель предполагал, что все это начнется не так скоро.
«В поисках уединенной жизни, — читал Семен монастырскую летопись, — инок [23] Савватий захотел поселиться на Соловецких островах, где до этого постоянно никто не проживал» [24] . В устье Выга, впадающего в Белое море, Савватий встретил инока Германа, тоже стремившегося попасть на Соловецкие острова. Вместе они «переплыли пучину моря» и поставили на самом большом острове «убогую хижину». После смерти Савватия появился на Белом море монах Зосима. Герман, вернувшийся в устье Выга, вторично «переплыл пучину моря», на этот раз уже с Зосимой, который оказался предприимчивее Савватия: Зосима взял с собой сети и «все, что нужно было для первого обзаведения». Вскоре по призыву Зосимы «на остров приплыло еще много других людей», которые тоже оказались монахами.
23
Инок — то же, что монах.
24
Здесь, и дальше слова, поставленные в кавычки, взяты из монастырских летописей.
Воды, омывающие Соловецкие острова, всегда были богаты рыбой и морским зверем, — издавна здесь производился прибыльный промысел. Вслед за монахами явились промышленники с беломорского побережья. «Тогда, — прочел Семен в монастырской летописи, — с неба спустились ангелы и жестоко избили железными прутьями жену одного из промышленников». Ангелы при этом сказали, что «женщина эта должна со своим мужем удалиться с острова сего». А затем «в небесном сиянии появилась церковь, которая спустилась на землю». «После этого прибрежные жители, — заключала летопись, — объяты будучи страхом, не осмеливались более присваивать себе угодий острова сего». Происходило все это, согласно летописи, во второй четверти пятнадцатого столетия.
Чтобы утвердиться настоятелем нового монастыря, Зосиме пришлось совершить далекое путешествие: Беломорье в ту пору находилось под властью новгородских бояр. В Новгороде встретили его неприязненно. «Отчину отнять у нас хочешь?» — спросила Зосиму боярыня Марфа Борецкая. Так же отнеслись к Зосиме и другие бояре. Но вскоре Марфа Борецкая первой передала свои «беломорские отчины» монастырю, а вслед за ней и остальные бояре. Неравная борьба с возвышавшейся Москвой подорвала их былую мощь, — лучше было все отдать соловецким монахам, чем московскому князю.
Зосима вернулся с грамотой, написанной на пергаменте и снабженной «восемью свинцовыми печатями». По этой грамоте острова с промыслами и земли на побережье Белого моря были «в веки» переданы соловецким монахам. Никому, кроме них, селиться на островах не позволялось. А если кто и хотел здесь промышлять, обязан был отдать монахам десятую долю добычи.
Грамота эта хранилась у настоятеля в особом ларце. Там же лежала еще одна грамота, снабженная «сребропозлащенной печатью». Дали ее уже московские правители, безоговорочно подтвердившие права монахов на все, что у тех «по старине» было.
В середине шестнадцатого столетия в монастыре начали строить каменные здания. Была поставлена мельница, приводимая в действие водой из пятидесяти двух искусственно соединенных озер, и налажена варка кваса. В самой обители развели скот, а на островах выпустили оленей. «Простую пищу, — рассказывалось в летописи, — для утешения братии, а паче для поддержания наинемощнейших», заменили разносолами. Летописец еще добавляет, что в монастырь с этого времени «стали завозить огурцы и рыжики». Тогда же появились и мирские трудники.
Соловецкого настоятеля Филиппа призвали в Москву, где «поставили московским митрополитом». [25] Но вскоре его «ругательски лишили сана и поносно изгнали, заточив в Тверском отрочь монастыре». Филипп происходил из опального боярского рода Колычевых и на митрополичий престол был выдвинут крупными боярами, с которыми Иван IV вел непримиримую борьбу. Впоследствии Филипп «насильственно скончался от руки Малюты Скуратова».
В конце шестнадцатого столетия вокруг монастыря возвели каменные стены. Монастырь стал крепостью, охранявшей Беломорье от внешних врагов. Создателем стен был монах Трифон, уроженец беломорского усолья Нёноксы, — это все, что о нем известно.
25
Московский митрополит в шестнадцатом столетии был главой православной церкви на Руси.
В начале следующего столетия соловецкие настоятели вели самостоятельную переписку со «свейским королем Карлусом» [26] . Одновременно монастырь получал дарственные грамоты и от царя Федора, и от Годунова, от Шуйского, даже Лжедимитрия; все они подтверждали неограниченные права монастыря на Белом море.
Монастырь продолжал богатеть: только одной соли продавалось триста тысяч пудов в год. Настоятели снабжали московских царей крупными суммами денег на «военные издержки». Однажды, в благодарность за это, было прислано в подарок «триста девяносто шесть коврижек», по коврижке на монашескую душу. Основателей монастыря, Зосиму и Савватия, объявили святыми и начали поклоняться их мощам; святым объявили и Филиппа.
26
В данном случае — Карл IX.
В середине семнадцатого столетия митрополит новгородский Никон, в прошлом соловецкий монах, ввел в монастыре архимандрию. Настоятель мог теперь совершать пышное богослужение, как в подмосковных монастырях, что еще больше привлекало богомольцев. Вместе с тем Никон урезал монастырские владения и увез в Москву мощи митрополита Филиппа. В Москве Никон стал патриархом [27] и провел реформу, которая подчинила монастырских вотчинников центральной власти. Реформа также исправила церковные книги и некоторые обряды. Все это вызвало упорное сопротивление; и тех, кто выступал против реформы, стали называть раскольниками. Раскольниками оказались и соловецкие монахи, для которых были невыгодными никоновские нововведения. Исправленные новопечатные книги они спрятали, продолжая служить по старым книгам и придерживаться прежних обрядов. Московским воеводам, которых присылали усовестить монахов, они отвечали, что «за старую веру будут стоять насмерть».
27
Патриарх в XVII веке был главой русской православной церкви.