Приключения Шерлока Холмса. Мой друг, убийца (сборник)
Шрифт:
– Нет, никогда.
– И во сне сама ты, наверное, тоже не свистишь?
– Нет. А почему ты спрашиваешь?
– Потому что уже несколько ночей подряд около трех часов утра я слышу тихий, отчетливый свист. Сплю я чутко, поэтому он меня будит. Правда, откуда он слышится, я не могу понять, может быть, из соседней комнаты, а может, с улицы. Я подумала спросить тебя, не слышала ли ты его.
– Ничего такого я не слышала. Наверное, это цыгане.
– Наверное, хотя странно, что ты его не слышала.
– Но ты же знаешь, я сплю намного крепче, чем ты.
– Ну ладно, все равно это ерунда, – сказала она, улыбнулась и ушла. Через несколько секунд я услышала, как она закрылась на ключ.
– Скажите, – вставил Холмс, – вы все время по вечерам запирали свои спальни на ключ?
– Да.
– А почему?
– Я, кажется, говорила, что доктор держит дома гепарда и павиана. Нам было страшно оставлять двери открытыми.
– Понятно. Прошу, продолжайте.
– Той ночью я не могла заснуть. Меня не покидало предчувствие какой-то страшной беды. Мы же с сестрой были близнецами, а вы знаете, какие тонкие нити связывают души, столь близкие друг другу. Ночь была жуткая. На улице завывал ветер, в окна бил дождь. Внезапно посреди этого шторма раздался дикий женский крик. Я не могла не узнать голос сестры. Вскочив с постели, я накинула на себя шаль и выскочила в коридор. Когда я открыла дверь, мне показалось, что я слышу тихий свист, точно как описывала сестра, а через секунду послышался какой-то лязг, словно упало что-то тяжелое, металлическое. Я бросилась по коридору, но вдруг услышала, как в двери спальни сестры щелкнул замок, и она начала медленно открываться. Я в ужасе замерла на месте, не зная, что сейчас покажется из-за нее. И тут в темноте дверного проема я рассмотрела Джулию. Сестра была бледна как сама смерть, на лице ее был написан неимоверный ужас, она тянула ко мне руки, будто моля о помощи, и раскачивалась из стороны в сторону, как пьяная. Я бросилась к ней, обняла, но в эту секунду у нее подкосились ноги, и она повалилась на пол. Она скорчилась, словно от невыносимой боли, руки и ноги ее свело ужасной судорогой. Сначала мне показалось, что сестра не узнает меня, но, когда я склонилась над ней, она вдруг закричала, и этот страшный крик я не забуду до конца своей жизни:
«О Боже, Элен! Лента! Пестрая лента!»
Она подняла руку, указала в сторону двери отчима и хотела еще что-то сказать, но новый приступ боли скрутил ее, и слова застряли у нее в горле. Я с криком бросилась к спальне отчима, он выскочил из своей комнаты в халате, и когда мы вместе подбежали к сестре, она уже была без сознания. Хоть он влил ей в горло бренди и послал в деревню за врачом, все было напрасно, она так и не пришла в сознание и скоро умерла. Так я лишилась любимой сестры.
– Минутку, – сказал Холмс. – Скажите, вы точно слышали свист и металлический лязг? Может быть, вам показалось?
– Коронер тоже задал мне этот вопрос, когда проводил следствие. Я почти уверена, что слышала эти звуки, хотя тогда ведь была страшная буря, и мне, конечно, могло послышаться.
– Ваша сестра была одета?
– Нет, она была в ночной сорочке. Потом мы увидели, что в правой руке она сжимала огарок спички, а в левой – спичечную коробку.
– Следовательно, тревога поднялась, когда она зажгла свет и осмотрелась. Это важно. А к каким выводам пришел коронер?
– Он провел очень тщательное расследование, в деревне ведь все знали, какой характер у доктора Ройлотта, но так и не смог установить причину смерти. Я сама видела, что дверь в ее спальню была заперта изнутри, на окнах у нее – ставни, старинные, массивные, с широкими железными прутьями, которые всегда закрывались на ночь. В ее комнате даже простучали все стены и проверили пол, но никаких ходов найдено не было. Дымоход достаточно широк, но он закрыт четырьмя большими скобами. Все это подтверждает то, что сестра перед смертью была в комнате совершенно одна. Да и никаких следов насилия на ее теле найдено не было.
– А если это было отравление?
– Врачи проверили, но яда в организме не обнаружили.
– Отчего же, по-вашему, умерла ваша несчастная сестра?
– Я думаю, что она умерла от ужаса и нервного потрясения, хотя что ее так напугало, я даже не могу представить.
– А цыгане были в то время на территории поместья?
– Да, они живут у нас почти все время.
– А как вы думаете, что означало упоминание о ленте?.. О пестрой ленте?
– Иногда мне кажется, что это был предсмертный бред, иногда – что она хотела кого-то описать, может быть, имела в виду как раз цыган. Не знаю, может, яркие платки, которые носят многие цыгане, заставили ее употребить именно это прилагательное.
Холмс покачал головой, словно подобное объяснение его совершенно не удовлетворило.
– Нет, здесь все далеко не так просто, – сказал он. – Но прошу вас, продолжайте.
– С тех пор прошло два года. До недавнего времени мне жилось ужасно одиноко. Но месяц назад мой близкий друг, которого я знаю уже много лет, сделал мне предложение. Его зовут Армитедж, Пэрси Армитедж, второй сын мистера Армитеджа. Они живут в поместье Крейнуотер, недалеко от Рединга. Отчим не возражает против нашего союза, и весной мы должны обвенчаться. Два дня назад у нас в западном крыле начался ремонт. В моей комнате пробивают в стене отверстие, поэтому мне пришлось переселиться в спальню, в которой умерла сестра. Теперь я сплю в той самой кровати, в которой спала она. И представьте себе тот ужас, который охватил меня, когда этой ночью, лежа без сна и думая о ее ужасной судьбе, я вдруг услышала тот самый тихий свист, который был предвестником ее смерти. Я вскочила и зажгла лампу, но ничего подозрительного в комнате не увидела. Я была слишком потрясена, чтобы снова ложиться, поэтому оделась и, как только рассвело, вышла из дому, взяла двуколку в «Короне» (это постоялый двор напротив нас) и поехала в Летерхед, откуда направилась сюда с единственной целью – повидаться с вами и спросить у вас совета.
– Вы поступили мудро, – сказал мой друг. – Но, мисс Стоунер, все ли вы мне рассказали?
– Да, все.
– Нет, не все. Почему вы выгораживаете своего отчима?
– Что вы хотите этим сказать?
Вместо ответа Холмс быстрым движением откинул черную кружевную оборку, ниспадавшую на предплечье руки, которую наша посетительница держала на коленях. На бледной коже были четко видны пять багровых пятен, следы от пальцев.
– С вами жестоко обошлись, – сказал Холмс.
Девушка густо покраснела и прикрыла кровоподтеки.
– Он несдержанный человек, – сказала она. – И может быть, сам не замечает, сколько у него силы.
Наступило долгое молчание. Холмс, подперев руками подбородок, смотрел на потрескивающий в камине огонь.
– Это очень непростое дело, – наконец заговорил он. – Прежде чем решить, как действовать, мне бы хотелось выяснить еще тысячу подробностей. Но нам нельзя терять ни секунды. Если мы сегодня наведаемся к вам в Сток-Морон, у нас будет возможность осмотреть эти комнаты так, чтобы об этом не узнал ваш отчим?
– Он говорил, что как раз сегодня ему нужно съездить в город по каким-то крайне важным делам. Скорее всего, его не будет дома весь день, так что, думаю, вам ничто не помешает. Мы сейчас взяли экономку, но она старая и очень недалекая, и я легко ее спроважу.
– Прекрасно. Ватсон, вы не против прокатиться?
– Никоим образом.
– Значит, мы приедем вдвоем. Что вы сами собираетесь делать?
– Раз уж я попала в город, я бы хотела кое-чем тут заняться, но двенадцатичасовым поездом я вернусь домой, чтобы быть готовой к вашему приезду.
– У меня тоже есть еще кое-какие дела, но долго нас ждать вам не придется. Не хотите немного задержаться и позавтракать с нами?
– Нет, я должна идти. Мне стало немного легче, когда я поделилась с вами своей бедой.
Она опустила на лицо черную вуаль и скрылась за дверью.
– А что вы об этом думаете, Ватсон? – спросил Холмс, откидываясь на спинку кресла.
– Есть в этом деле что-то зловещее и непостижимое.
– Достаточно зловещее и достаточно непостижимое.
– Однако если наша гостья права и в комнату невозможно было проникнуть ни через дверь, ни через окно, ни через дымоход, следовательно, ее сестра действительно была одна, когда эта загадочная смерть настигла ее.