Приключения словес: Лингвистические фантазии
Шрифт:
Но, так или иначе, это рискованное предприятие имело полный успех. Главный «марровец» академик Мещанинов и его сподвижники, никого не трогавшие и честно делавшие свое дело, были ниспровергнуты с административных вершин. Их места заняли новые выдвиженцы и выскочки.
А Сталин обрел еще одну, крайне нужную ему личину — борца против всех и всяческих аракчеевских режимов, стоящего на страже ценнейшего сокровища русской нации — великого и могучего русского языка.
В результате этой так и не разгаданной большинством современников политической интриги он получил то, что хотел. До конца его жизни миллионы подданных видели в нем универсального гения: «Товарищ Сталин, вы большой ученый!..» И в числе задавленных на его похоронах находилось немало таких, кто искренне горевал о кончине полубога, знавшего толк
Для меня же эта наука осталась в разряде хобби. А занятиями профессиональными стали редактирование, журналистика, писательство. Некоторые образчики последнего, имеющими отношение к теме этой книги, я в нее включил.
Фантазия
Как-то раз на заседании Президиума Академии наук СССР, обсуждавшего очередной пятилетний план, нобелевский лауреат академик Петр Леонидович Капица рассказал такую историю. Приступая к подготовке Второго пятилетнего плана развития народного хозяйства СССР, тогдашний Председатель Совета Народных Комиссаров Вячеслав Михайлович Молотов попросил Академию наук дать научный прогноз — какого наивысшего технического достижения следует ожидать в XX веке? Хорошенько поразмыслив, академики сообщили главе Советского правительства, что главным техническим достижением XX века будет доведение КПД паровоза с 8 процентов до 12 процентов.
Что же изменилось в нашем мире, в коренном фундаменте человеческой цивилизации всего за несколько десятилетий настолько, что прежние прогнозы превратились в анекдоты? Если попытаться ухватить главное, то, вероятно, все дело в изменении соотношений между основными составляющими процесса производства — сырьем, машинами, рабочими руками и потребными знаниями. На передний план вышли знания.
Во второй половине XX столетия стал моден термин «информационный взрыв», под которым понимается переизбыток информации. Между тем в мире явно ощущается острая ее нехватка. Нерешенных проблем накоплено гораздо больше, чем рецептов их решения, в особенности в области взаимоотношений цивилизации с природой. И это в эпоху, когда культурный уровень населения многих стран позволяет участвовать в выработке новой информации и ее приложении к производству уже не одиночкам, как в прежние времена, а многим тысячам и даже, возможно, миллионам людей.
Известен, например, такой эксперимент. Осенью 1970 года Астонский университет в Бирмингеме обратился через городскую газету к населению города с просьбой присылать новые идеи, которые можно было бы использовать в промышленности. За первые полтора месяца было прислано более двух тысяч предложений, из которых двести сорок оказались патентоспособными.
Если еще в первой половине ХХ века наибольшую выгоду предпринимателям давал захват новых колоний, то есть сырья и рабочих рук, то во второй половине — захват новых идей. Американский бизнес организовал усиленную откачку мозгов из Европы, Азии, Латинской Америки. Японский — сделал ставку на скупку патентов и лицензий плюс рост образованности населения своей страны и почти стопроцентное вовлечение в изобретательскую деятельность работников предприятий. В результате, имея вдвое меньше людей, в двадцать раз меньшую территорию и в сотни раз меньшее количество сырьевых ресурсов, чем Соединенные Штаты, Япония вплотную приблизилась к ним по объему производства.
Однако для того чтобы создать нечто воистину новое, одних только знаний еще недостаточно. Первый нобелевский лауреат по химии Якоб Гендрик Вант-Гофф однажды прочел в Амстердамском университете лекцию под названием «Фантазия в науке», в которой утверждал: «Факт это фундамент, фантазия — строительный материал, гипотеза — план строительства». Еще круче полустолетием позже, выразился наш Капица: «Лучше ошибочная работа, которая содержит оригинальную мысль, чем правильная с тривиальной идеей».
Общественная необходимость в развитии фантазии вызывается не только потребительской нуждой производителей новых идей, в неменьшей степени она способствует ускорению реализации этих идей в науке и практике, потому что быстрота их реализации зависит от способности к их восприятию не только специалистами, но и самыми широкими массами людей. А способность к восприятию, в свою очередь, зависит от того, насколько развито воображение у воспринимающего. Тут важно попасть в резонанс.
Никогда еще в истории человечества не бывало так, чтобы общество в чем-то остро нуждалось, а этот спрос не удовлетворялся. Можно только удивляться тому, что в многочисленных попытках анализа одного из культурных феноменов второй половины XX столетия — взрывоподобного роста выпуска фантастической литературы именно этот коренной аспект был обойден вниманием. Конечно, были и иные причины того, что властителями дум в СССР в 60—70-е годы стали братья Стругацкие, — например, засилье так называемого соцреализма. Но ведь и в тех же Штатах, не знавших цензуры, возникли подобные гиганты научной фантастики — Рей Брэдбери, Роберт Шекли, Клиффорд Саймак.
И дело не ограничилось одной литературой. Общественный спрос на развитие воображения поднял высокую волну фантастических кинофильмов, театральных постановок, телевизионных программ, фантастического художества, фантастической музыки.
В XXI веке фантастика достигла новых высот. Достаточно упомянуть «Гарри Поттера».
В наше время оригинальное важнее правильного.
Подвиг профессора Царта
Среди великих подвижников науки особую благодарность потомков заслужил профессор Царт из НИИРАЖа (Научно-исследовательского института разумной жизни), доказавший от противного гипотезу о решающем значении труда в процессе превращения обезьяны в кассиопейца. Профессор Царт и его небольшой, но сплоченный коллектив (старшие научные сотрудники Брок-первый, Брок-второй, Брок-третий, младшие научные сотрудники Кек-первый, Кек-второй, Кек-третий, лаборантки Мэсси-первая, Мэсси-вторая, Мэсси-третья и Хэсси-первая, Хэсси-вторая, Хэсси-третья) изолировали себя на небольшом участке лесопарка, предварительно обеспечив непрерывную подачу на этот участок света, тепла, воздуха, продовольствия (в готовом для употребления виде) и одежды.
Через год профессор Царт перестал ежедневно менять сорочку, старший научный сотрудник Брок-второй— чистить зубы, остальные старшие и младшие научные сотрудники, а также лаборанты — делать утреннюю гимнастику.
Через два года мужская половина коллектива отпустила бороды, усы и бакенбарды, а женская — сделала себе ожерелья из оторвавшихся пуговиц. Общее число употребляемых в коллективе слов сократилось до двухсот двадцати двух.
Через три года число употребляемых слов сократилось до трех: все Броки, Кеки, а также профессор именовались «чуваками», все Мэсси и Хэсси — «чувихами», все действия живых существ и стихий природы обозначались одним и тем же глаголом «хилять».
Через четыре года профессор Царт с помощью старших научных сотрудников Брока-первого и Брока-третьего съел старшего научного сотрудника Брока-второго, а младшие научные сотрудники Кек-первый и Кек-второй произвели аналогичную операцию над младшим научным сотрудником Кеком-третьим. При этом все Мэсси и все Хэсси со своими детьми забрались на деревья.
Вскоре после того профессор Царт управился с Броком-первым, Броком-третьим, обоими Кеками и оказался единственным вожаком стада, так и оставшегося жить на деревьях.
Когда через пять лет члены ученого совета НИИРАЖа прибыли на территорию лесопарка, чтобы ознакомиться с результатами эксперимента, проведенного небольшим, но сплоченным коллективом профессора Царта, профессор встретил их угрожающими воплями и, напружинив волосатую грудь, забарабанил по ней кулаками.
Результаты эксперимента были единогласно признаны положительными.
Седьмое чувство
Для того, чтобы живые существа могли ориентироваться в пространстве и во времени, контактировать с другими существами, сохранять себя и размножаться, Природа наделила их чувствами. Практически всех млекопитающих — шестью: зрением, слухом, обонянием, осязанием, вкусом, интуицией. А человека — еще и седьмым, вербальным, то есть словесным, то есть разумом, выраженным в произносимых или непроизносимых нормативных или ненормативных словах и словосочетаниях. Прямым доказательством того, что слова если не полностью, то хотя бы частично относятся к сфере чувств, может служить уже само наличие в человеческой речи вышеупомянутых ненормативных лексических форм.