Приключения Тома Сойера (др. перевод)
Шрифт:
Душа Тома жаждала свободы — или хоть какого-нибудь увлекательного занятия, которое позволило бы скоротать безотрадное время. И вот рука его погрузилось в карман, и лицо мгновенно озарилось благодарностью, бывшей, собственно говоря, молитвой, хоть Том того и не знал. Украдкой извлек он на свет божий коробочку из-под пистонов, достал из нее клеща и опустил его на длинную плоскую парту. Крошечное создание прониклось, надо полагать, признательностью, также равносильной молитве, но слишком поспешной, ибо едва оно с радостно заспешило куда-то, Том булавкой поворотил
Рядом с Томом сидел за партой его закадычный друг, страдавший не меньше Тома: теперь и он всей своей обрадованной душой ушел в неожиданно подвернувшееся развлечение. Закадычного друга звали Джо Харпер. Всю неделю мальчики дружили — не разлей вода, — а по субботам выходили на поле боя заклятыми врагами. Джо вытащил из лацкана куртки булавку и стал помогать Тому муштровать пленника. Чем дальше, тем занимательнее становилась эта игра. Но вскоре Том заявил, что они только мешают друг другу получать от клеща полное удовольствие. Поэтому он положил на парту грифельную доску Джо и провел посередине ее вертикальную черту.
— Вот так, — сказал Том, — если клещ на твоей половине, ты гоняешь его сколько хочешь, а я тебе не мешаю; но если он уйдет от тебя ко мне, ты не будешь трогать его, пока он не сумеет опять перейти границу.
— Ладно, идет. Начинай ты.
Клещ довольно быстро удрал от Тома и пересек экватор. Некоторое время Джо донимал его, затем клещ ухитрился снова перебежать границу. Так он и метался с одной половины игрового поля на другую. Пока клеща тиранил, целиком уйдя в это занятие, один из мальчиков, другой с не меньшей увлеченностью наблюдал за ним, головы их склонились над доской, оба намертво забыли про все на свете. В конце концов, удача приняла, похоже, сторону Джо. Клещ, впавший в не меньшее, чем то, что владело мальчиками, волнение, в исступление даже, бросался туда, сюда и куда угодно, но всякий раз, как победа шла, если так можно выразиться, в руки Тома, а пальцы его начинали подергиваться от нетерпения, булавка Джо мастерски преграждала бедняге дорогу, обращая его вспять. И Том не выдержал. Слишком велик был соблазн. Он протянул руку и булавкой подтолкнул клеща к своей половине доски. Джо, мгновенно вознегодовав, потребовал:
— Оставь его в покое, Том.
— Я просто хочу немного подбодрить его, Джо.
— Нет, сэр, это нечестно. Оставьте клеща в покое.
— Да что такого-то? Я его почти и не трогаю.
— Говорят тебе, оставь его в покое.
— Не оставлю!
— Не имеешь права, он на моей половине.
— Слушай, Джо Харпер, чей это клещ, а?
— Мне все равно, чей это клещ — он на моей половине, так и не трогай его.
— А вот и трону. Клещ мой, что хочу, то с ним и сделаю, не сойти мне с этого места!
Страшный удар обрушился на плечи Тома, затем точно такой же — на Джо и в следующие две минуты из курток двух мальчиков летела — к восторгу всего класса — пыль. Они до того увлеклись, что не заметили ни тишины, павшей на класс, ни учителя, который на цыпочках подобрался к их парте и простоял недолгое время, нависнув
В полдень, как только началась перемена, Том мигом оказался рядом с Бекки и зашептал ей на ухо:
— Надень шляпку и притворись, что уходишь вместе со всеми домой, а как дойдешь до угла, отстань от них, сверни в проулок и вернись к школе. Я пойду в другую сторону и сделаю то же самое.
Бекки покинула школу с одной стайкой учеников, Том с другой, и вскоре они встретились в конце проулка и возвратились в школу, перешедшую теперь в полное их распоряжение. Они уселись за парту, положили на нее грифельную доску, и Том, вручив Бекки грифель, стал водить ее рукой по доске, на которой вскоре возник еще один удивительный дом. Когда же их взаимный интерес к искусству стал ослабевать, дети разговорились. Том, купаясь в блаженстве, спросил:
— Тебе крысы нравятся?
— Нет! Я их терпеть не могу.
— Да я, в общем, тоже — живых. Я спросил о дохлых, которых можно вертеть на веревочке над головой.
— Нет, мне и такие не нравятся. Вот что я люблю, так это резинку жевать.
— Ну еще бы! Жалко, у меня сейчас нет ни одной.
— Правда? А у меня есть немного. Хочешь, дам тебе пожевать, только ты ее мне верни.
Предложение было принято, они по очереди пожевали резинку, болтая от удовольствия не достававшими до пола ногами.
— Ты в цирке когда-нибудь была? — спросил Том.
— Да, и папа обещал как-нибудь сводить меня еще раз, если я буду хорошо себя вести.
— А я раза три был или четыре — в общем, много. Церковь в сравнении с цирком — ерунда. Как вырасту, сразу устроюсь в цирк клоуном.
— Правда? Как интересно. Они такие милые, накрашенные.
— Ну да. И деньги лопатой гребут — Бен Рождерс говорит, больше доллара в день. Слушай, Бекки, а ты когда-нибудь обручалась?
— Как это?
— Ну, чтобы замуж выйти.
— Нет.
— Попробовать хочешь?
— Наверное. Не знаю. А на что это похоже?
— Похоже? Да ни на что это не похоже. Просто ты говоришь мальчику, что ни с кем больше не будешь, только с ним, всегда-всегда-всегда, потом вы целуетесь — и все. Самое простое дело.
— Целуемся? А зачем?
— Ну, это, сама понимаешь… в общем, так всегда делают.
— Все?
— Конечно, все, — ну, то есть, которые друг дружку любят. Помнишь, что я написал на доске?
— Э-э… да.
— И что?
— Мне не хочется повторять.
— Так давай я повторю.
— Э-э… да… только в другой раз.
— Лучше сейчас.
— Нет, не сейчас… давай завтра.
— Ну уж нет — сейчас. Пожалуйста, Бекки, — я шепотом, тихо-тихо.
Бекки заколебалась. Том, приняв молчание за согласие, обвил талию девочки рукой, приблизил губы к ее уху и еле слышно повторил свое признание. И попросил:
— А теперь ты мне прошепчи — те же самые слова.