Приключения в Красном море. Книга 3(Погоня за «Кайпаном». Злополучный груз)
Шрифт:
Индиец встречает меня непринужденно и выслушивает все мои вопросы с непроницаемым видом. Он тоже понятия не имеет о том, что стало с Тернелем, который якобы уехал в Аден… Торговец так мастерски играет свою роль, что я начинаю сомневаться, посвятил ли его Тернель в свои планы. Я не говорю на хинди и с трудом изъясняюсь на английском, в свою очередь Сулиман понимает его с трудом. И все же я уясняю из его речей, что он и в самом деле считает себя владельцем «Кайпана». Я нисколько не верю этому утверждению, должно быть, придуманному, чтобы сбить меня с толку.
Однако мой визит явно смутил безмятежное спокойствие коммерсанта. Конечно, я знаю очень немного, и лишь будущее расставит все по своим местам, но тем не менее мне удалось посеять тревогу в стане врагов, внушив им, что мои действия приобретают невиданный размах. Когда все средства уже исчерпаны, а тайна по-прежнему остается нераскрытой, следует напугать противника, чтобы заставить его предпринять какие-то шаги для обеспечения собственной безопасности. Эти действия, выбивающие его из колеи, могут приоткрыть завесу над тайной.
К сожалению, я вынужден признать, что мне не добраться до Маэ быстрее чем за месяц. Сначала нужно доехать до Занзибара и сделать пересадку на линию, связывающую Сейшельские, Коморские острова и Мадагаскар. Но ближайшее судно отправляется только через две недели. Быть может, в Адене я скорее сумею найти что-нибудь подходящее. Лучше попытать счастье в другом месте, чем сидеть сложа руки в Бомбее.
XXIX
Залог
По прибытии в Аден я получаю телеграмму от метра Луазо, извещающую о том, что сейшельский суд примет решение о конфискации товара лишь в случае, если будет внесен залог в размере тридцати тысяч рупий. Последний срок истекает в девять часов утра в ближайший понедельник. Другая телеграмма сообщает, что Тернель договорился с датским судном о погрузке моего товара сразу же после истечения срока.
Сейчас суббота, четыре часа вечера, и все банки уже закрыты… Я догадываюсь, что поставленные передо мной условия — лишь уловка с целью помешать конфискации. Убедившись на собственном опыте, что представляет из себя колониальное правосудие, я уверен, что сейшельский суд взял Тернеля под свою защиту. Проблема представляется неразрешимой…
Внезапно меня осеняет: надо пойти к наместнику и попросить его телеграфировать в Маэ от имени правительства, что он ручается за внесение залога. Это отчаянный шаг, но терять мне нечего… Часть суммы у меня на руках, остаток ссудит мне Дельбурго при условии, что я верну ему деньги в понедельник вечером. Следовательно, я смогу представить залог уже сегодня вечером. Но без согласия наместника ничего не выйдет.
Мы с Дельбурго отправляемся в район, где раскинулись виллы крупных сановников. Особняк резидента возвышается на холме, куда ведет узкая извилистая дорожка.
Нас встречает слуга-индиец: хозяина нет дома, он играет в гольф и должен ужинать в городе. Вероятно, он вернется очень поздно.
Ничего не поделаешь!.. Я тоже иду ужинать, а затем возвращаюсь к воротам особняка с твердым намерением простоять здесь, если потребуется, всю ночь.
В одиннадцать часов вечера у подножия холма останавливается автомобиль, из которого выходит тучный человек и начинает карабкаться вверх по тропинке.
Это наместник. Как-то он меня встретит? Я воображаю, какой прием оказал бы мне губернатор французской колонии, если бы я осмелился потревожить его в субботу вечером!
Завидев в столь поздний час незнакомца возле своего дома, резидент удивленно замирает. Лишь только я начинаю говорить, как он обрывает меня и с трудом говорит по-французски:
— Следуйте за мной, давайте пройдем в мой кабинет.
Я ошеломлен таким гостеприимством. Усевшись за стол как ни в чем не бывало, он просит меня продолжить рассказ.
Выслушав меня, он спокойно говорит:
— All right, я сделаю все, что требуется. Вы должны лишь внести завтра утром тридцать тысяч в банк Коваджи и принести мне квитанцию.
После этого он принимается зевать во весь рот, давая понять, что разговор окончен. Выйдя на улицу, я все еще не могу оправиться от радостного изумления.
Однако на этом сюрпризы не кончаются. Ранним утром солдат приносит на борт «Альтаира» письмо наместника, адресованное банку Коваджи, с просьбой принять тридцать тысяч рупий на счет государства. Это письмо мне крайне необходимо, ведь в воскресенье банк не работает.
Через час я получаю квитанцию об оплате и отправляюсь к наместнику. Он тотчас же телеграфирует губернатору Сейшельских островов, что на его счет переведена сумма в размере тридцати тысяч рупий, предназначенная для залога.
В понедельник утром метр Луазо извещает меня, что товар наконец конфискован, но только до двадцать шестого февраля. Сверившись у Дельбурго с расписанием почтовых судов, я убеждаюсь, что никак не успеваю к сроку: ближайший пароход прибывает в Маэ лишь через двое суток после назначенной даты. Все это явно подстроено для того, чтобы я не смог покарать Тернеля, а залог, внесенный благодаря любезности наместника, пропадет напрасно!
Мне остается только одно — немедленно отправиться на «Альтаире» на Сейшельские острова. Придется бороться со встречным ветром до мыса Гвардафуй, затем — с боковым ветром в Индийском океане, где меня ждет экваториальное течение и, возможно, какой-нибудь циклон, что не редкость в эту пору.
Сборы в дорогу занимают всего лишь сутки. Дельбурго вновь помогает мне побыстрее покончить с формальностями, да и наместник, видимо, сказал свое слово, ибо все удается мне с неимоверной легкостью.
XXX
Сейшельская банка
Мы выходим в море шестого февраля. В Аденском заливе дует резкий восточный муссон, и мы добираемся до мыса Гвардафуй шесть дней.
Наконец я узнаю Слоновью гору, что служила ориентиром древним мореплавателям, возившим пряности на продажу. На этом берегу еще сохранились следы стекольного производства, которое вели здесь венецианцы, чтобы не платить огромных таможенных пошлин в Египте. Даже в те древние времена торговцы основывали за границей филиалы своих заводов, так же как делают сегодня американцы по Франции.