Приключения в приличном обществе

Грим

Я до сих пор не знаю, за кого он меня принимал во все время нашего с ним не столь долгого знакомства. За миллионера из мыльных опер, расточающего честноукраденное, законнонаграбленное, справедливоотжатое на политические нужды и несложные амбиции малознакомых и малосимпатичных людей? На сколько, кстати, миллионов я выглядел в его глазах? Я ведь не стал ему уточнять, сколько сотен тысяч долларов мне не хватает даже до одного. Сам я этот критерий по отношению к себе не применял. Как бы ни был богат Синдбад, Багдад богаче.

Он излагал. Секретарша носила кофе. Я слушал, переспрашивая для видимости. Время тикало. Заняться

ему было больше нечем, что ли? Экономику бы поднимал. Так, тикая, прошел час. За это время он успел мне много чего сообщить, касающееся политической и деловой жизни города, его коммунальных и социальных проблем. Я не стану здесь приводить его административные размышления. Изложу здесь вкратце лишь самое необходимое, без чего наше дальнейшее повествование будет хромать.

Начал он, как водится, с личных заслуг. Пашу, как Дизель, сказал он, показывая мне свои волосатые руки. Обеими руковожу. Правой - царствуя, левой - отводя беду. Промышленность при мне приумножили. Две из его заслуг мне запомнились наиболее: полное истребление преступности в городской черте и придание городу статуса культового.

– Культового?
– переспросил я.

– Памятник на площади видели? Узнали? Ну, как же, Ржевский! Поручик! Ну? Им же гордится вся наша срана.

– Неужели тот самый?
– лицемерно изумился я, хотя мне культ этого героя, в отличие от 'сраны', был чужд.

– Видите - венки, гладиолусы? Регулярно подносят от общества благодарных ему девиц. А так же и взрослые женщины. Думаем на этой культовой почве развивать туризм. Он здесь деревенькой владел. Снесли ее, неперспективную, в пятидесятых годах. А на ее месте сей град вознесли.

– Перспективный?
– переспросил я.

– Смотря в чьих руках, - сказал он и плавно перешел к выборам, предстоящим нам в ноябре.

Оппозиция? А как же: мотыгинские. Холодная гражданская война регионального значения. Топтуны и тугодумы, да вы слышали. Мои люди ступают легко, думают быстро. По всем признакам - умственным и физическим - вы наш человек. Не так ли?
– Я кивнул.
– Наши посмекалистей, но ихние порассудительней будут, продолжал он. И если уж о чем задумываются, то додумывают до конца и сразу переходят к делу. О чем, однако, они нынче задумались - вот вопрос. Скрытные, черти. Но как бы то ни было, наша главная задача - не дать им сосредоточиться. Всячески мешать их мыслительному процессу. Зрелища, фейерверки, стриптиз-бар. Дурманим им головы пивом: поставляю к личной невыгоде за полцены. Где-то я их не дожал, не додавил. Живи мы в другое время и действуй другими методами... Но я всего лишь уездный мэр, а не удельный князь. Деятельность в такой должности ограничена кодексом.

– Но нет, не мотыгинские наша главная головная боль. Поднимает голову третья сила, таинственная и непостижимая, даже не знаю, кто они, настолько хорошо отлажена у них конспирация. Действуют уверенно и умно, а главное - подпольно. Через подставных лиц, сочетая традиционные политтехнологи с методами самыми неожиданными и непредсказуемыми.

– Угрозы, компромат, шантаж, прелестные письма?
– спросил я.

– Нет, это все традиционный арсенал. Я думаю, скоро выдвинется от них какой-нибудь кандидат. Не из первых лиц, а так, прозябающий на задворках общественной жизни, который и знать-то не будет, кто за ним стоит.

– А нетрадиционные технологии?
–

заинтересовался я.

– Да я и сам пока в толк не возьму, - уклонился мэр от конкретных подробностей.

Он прикрыл глаза, словно пытался прочесть что-то важное на внутренней стороне век. Очевидно, то, что ему открылось, не было благоприятным для его карьеры, так как по телу его пробежала дрожь, словно под ним было не комфортабельное кресло, а электрический стул.

– Работаю, как Джоуль, - сказал он.
– Но, жертвы бюджета, что можем мы здесь, на местах?
– И сразу вслед за этой фразой он попытался выудить у меня миллион на развитие туризма и легкой промышленности.

Столько в долларах у меня не было, но я с легкостью пообещал: перед негодяями у меня моральных обязательств нет. Потом можно обещание и отменить, всегда полно вымышленных обстоятельств, на которые можно сослаться. Однако, чтобы не быть голословным, я вынул из кармана пачку заранее заготовленных купюр и помахал перед ним. Желаю, мол, оказать благотворительность. В моем понятии благотворительность - нечто среднее между милостыней и мздой. Желательно, на образование, добавил я.

Я был так упоен собой, своим благородным жестом, что не услышал, что он там в трубку сказал. Но в кабинет тут же влетела какая-то крашеная женщина, словно за кулисой ждала.

– Директор лицея. Людмила Кременчук, - представил Старухин ее, а потом меня.

– Простите, вы какой гильдии?
– заинтересовалась мной Кременчук.

Взошла звезда мздоимцев. Сияя поддельной улыбкой, с выражением лица, которое я называю лицемерным, Кременчук принялась распространяться о достоинствах внедренного ею метода обучения, перечислила первых учеников и учениц и попыталась на расстоянии определить, какую сумму внесу - тысячу, сказал я. На компьютер достаточно. Еще и на стулья останется.
– Вы не представляете, какая у наших ребят тяга к знаниям.
– Я представил эту тягу ребят, учениц внимательные лица. Но вдруг возник монах среди этих лиц, с математической шишкой во лбу и химической синевой под глазом, и велел мне выложить еще сто пятьдесят - на глобусы и наглядные пособия, на радость познающему субъекту.

– Компьютер можете в 'Стреле' выбрать, - сказал мэр.
– Там дешевле и гарантия дольше. А система скидок - гибкая-гибкая. Я позвоню.

Людмила, обратив к нему вопрошающее ухо, каким оно условно изображается на детских рисунках, то есть похожее на вопросительный знак, внимательно выслушала его чертыханья в адрес его же магазина, в котором было все время занято. Он, наконец, дозвонился до продавщиц, пообещав удавить их телефонным проводом, и распорядился насчет скидки.

– У нас еще клиника есть, - сказал он, отпустив Кременчук.
– На клинику тоже жертвуют.

– Постойте-ка. Не всё сразу, - осадил его я.

– А это наши Миша и Маша, - сказал тогда он.

Сидя спиной к двери, я не мог видеть, как они вошли, очень миловидная белокурая девушка и молодой человек, и стояли теперь у стола, взявшись за руки, переглядываясь, излучая обоюдное обаяние.

– Поручиковы, - рекомендовал мне эту чету мэр.

Я, с невольной враждебностью к Мише, наблюдал, как девушка обрученным пальчиком пытается незаметно почесать бедро, кратко и украдкой поглядывая на меня. Супруги, первым делом решил я. Или родственники?