Приключения в приличном обществе

Грим

– Деньги будешь получать по пятницам, - твердо сказал я, придав голосу сухость.
– И ни копейки сверх оговоренного.

Лицо его заалело еще более, он что-то буркнул и отошел. А чуть позже, кликнув клеврета, и вовсе отправился со двора, не испросив на то моего разрешения. Пес, зевнув на звуки зова, последовал за ним, но не очень охотно. Нет, пора брать власть в свои руки. В пределах этих владений пока что.

– Иду я и думаю, ну и дурак же я был, - сказала Варвара, подходя.

Лицо ее было по-стариковски насуплено. Брови хмурились двугорбой дугой. Губы надуты. Озабоченный и злобный вид. Выражение лица,

присущее садовнику. И выражается, как вышеупомянутый. Вот губы поджала, как делает он, готовясь проглотить слюну. Есть что-то отвратительно-гадкое в ее лице. А ведь вчера еще этого в ней не было.

– Дура, - машинально поправил я, но тут же спохватился, спросил.
– Почему ты о себе такого мнения?

– Зря я Паливанычу высказал всё...

Короткое слово мэр садовник не проговаривал. Поэтому градоначальник был Паливанычем на его языке.

– Что - всё?

Она привычно проигнорировала вопрос. Я стал задавать наводящие, но ничего агентурно-важного выудить не удалось.

Вечером, памятуя взятые на себя обязательства, я решил ей сказку на ночь прочесть, но, обшарив весь дом, ни единой книги в нем не нашел. Что-нибудь выдумать не получалось, я не обладаю воображением (поэтому читатель не найдет этой книге вымысла), а покопавшись в памяти, удалось выудить из нее лишь следующее: у Лукоморья дуб зеленый и т.д. Но, дойдя до русалки, что сидит в ветвях, тоже застопорило. Впрочем, я тут же убедился, что она спит. Одернув на ней одеяльце, я ушел к себе, однако, в отличие от своей воспитанницы, скоро уснуть не смог.

Строки о Лукоморье еще вертелись в голове, я пытался припомнить далее, я прикрыл глаза, чтобы облегчить задачу памяти, зримо представив себе пенистый морской залив, с дубом, котом и русалкой, что мне, в конце концов, удалось. И даже сверх ожидания и помимо моей воли картинка вдруг начала оживать. Причем оживала двояко. Кроме шевеления ветвей и упомянутых в отрывке существ, происходило движение в другом, сверхъестественном, так сказать, уровне. Так дуб, например, обращался в яблоню, кот в садовника, леший переставал бродить и замирал огородным пугалом.
– 'Яблоко есть естественный деликатес природы', - говорил садовник-кот, старательно пряча чешуйчатый хвост в складках одежд, срывая с дерева запретный, якобы, плод и протягивая дриаде, с детски-невинным выражением лица принявшей угощенье.

Очень любезно с его стороны делиться деликатесами, только мне, то есть лешему, то есть пугалу-жиголу, это почему-то сильно не нравилось, тем более, что яблоко, на глазах изумленных роз, то и дело оборачивалось желудем, желудь - яблоком, яблоко - облаком. Но стоило ей это яблоко надкусить, как метаморфозы прекратились, и оно в надкушенном виде было передано мне.

Садовник, тщетно прячущий хвост, вдруг сбросил стесняющие его личины, распрямился, и оказался со змеиным туловищем, но садовниковой головой, с доисторическим гребнем вдоль хребта, с маленькими ручками, растущими оттуда, где полагалось быть плечам. В глазах - эротическое мерцание. Эдемский змей тоже, помнится, соблазнил Еву яблоком, и не исключено, что первый как женщиной воспользовался ей. Я замер с начинавшим темнеть огрызком, евнух при Еве, бессильный вмешаться, скованный сном, словно всеми конечностями попав в капкан.

Где еще удовлетворить свою страсть к фантастике, как не во сне.

Садовник

с утра выглядел похмельным - после ночных перевоплощений, полагаю, а может и впрямь где-то кутил, каналья. Вид имел немного потерянный, как у человека, забывшего подробности вчерашней пьянки, где было много водки и веселья, спиртного и смешного, но осталось лишь боль в голове да сумерки. Вел себя кротко, и я вновь оставил Варвару на его попеченье. Именно этот день у меня был особенно плотно занят.

Обедали мы в кафе 'Шансон'. С Машей, которая существенно помогла узаконить мое присутствие в этом городе. На сцене действительно шансонировал какой-то бард. Что он пел, я не слушал, так как мое внимание все время отвлекал другой мужчина, не менее семи раз прошедший мимо нашего столика, с надеждой глядя на свободный стул. Мест было вдоволь, но мне показалось, что он твердо решил устроиться именно за нашим столом. За другими кусок ему в горло не лезет? Или ему нужно что-то от нас двоих?

– Кто это?
– спросил я.

– Я вас познакомлю, - сказала Маша и кивнула неприкаянному.

Тот немедленно воспринял ее жест как приглашение присоединиться.

– Дементьев, - представился он, протягивая мне через стол широкую длань.

Я пожал протянутое своей, не менее крупной рукой.

– Главный врач нашей клиники, - добавила Маша.

– На Вифлеемском? По шестому маршруту?
– весело догадался я.

– Бывший особняк Ржевского, - подтвердил врач.
– Ныне Мамонова дача.

Я вздрогнул. А правда ли, господа, что Свифт был помещен в сумасшедший дом, который сам же и основал?

– Знаете, у нас...
– продолжал как ни в чем ни бывало врач.

Деньги будет просить, еще раз догадался я, глядя в окно, бывшее от меня справа. Там случилось транспортное происшествие. Не очень кровавое, но все же привлекшее массу зевак. Известный мне 'запорожец', подъезжая к кафе, сбил собаку. Случайно или намеренно, не могу судить, но не успел он притормозить, как другая собака, выскочившая сбоку, сбила его.

– Это ужасно, сколько собак, - сказала Маша.

– Две, - сказал я.

Солнце жарило со всей полнотой полудня. Машина, будучи на боку, вздрагивала, словно силилась встать, собаки, побитые, но живые, набрасывались на нее с двух сторон, мой соперник по части 'Пежо', пытаясь выбраться, хлопал дверцей, словно птица била крылом, и била до тех пор, пока подъехавшая милиция не организовала зевак, и те, поднатужившись, поставили автомобиль на колеса. Сдал бы эту улитку в утиль и не знал хлопот.

– ... стихийная тяга к творчеству: дерево, глина, гипс, - гудел у левого уха добрый докторский баритон.
– С этой целью техникум для тихопомешанных: специальность освоить... вооруженные знаньем и навыком могли бы такое творить...

Что такое психиатрическая клиника, как не дурдом? Я вспомнил ситуацию в собственном доме и сказал, что отвалю, так и быть, ему на техникум тысячу. И отвалил. Главврач оказался порядочный, и деньги ушли по назначению. Техникум, правда, он не построил, но обновил решетки и стены отремонтировал и укрепил. Знать бы, что деньги на ужесточение режима пойдут, я бы, может, их не дал. Но с другой стороны, благодаря этой благотворительности, я заручился его дружбой и снисходительностью, что - я тогда еще не мог предполагать - мне пригодилось впоследствии. Так что жест оказался разумный.