Приключения в стране львов
Шрифт:
Тиран взмахнул саблей над поверженным королем и снес ему голову одним ударом.
Это послужило сигналом.
За каждой жертвой уже стоял палач. На головы полутысячи куранкосов опустилось отточенное железо.
Но не все палачи-победители оказались такими ловкими, как их «достойный» вождь. У многих сабли не перерубили позвонков пленников или врезались им выше шеи, в череп. Последовали новые взмахи, новые удары. Слышались нечеловеческие крики, ужасное хрипение.
Кровь брызгала из перерезанных артерий, окатывала заплечных дел мастеров, обливала землю, забор. Образовалось кровяное болото.
Возмущенные союзники по сражению с отвращением повернулись и направились в свою хижину.
Они не присутствовали при дальнейшем изуверстве, когда из тел казненных вырывались внутренности, и дикари, опьяненные вином и кровью, пожирали еще живые трепещущие сердца.
Не желая дольше ни минуты оставаться с людоедами, европейцы принялись укладываться.
Барбантон проклинал свое бегство с «Голубой Антилопы» и объявил, что вернется на яхту, несмотря на присутствие там жены. Весь его воинственный пыл исчез. Изнанка воинской славы предстала перед ним во всей своей ужасающей наготе.
Потрясенный жандарм скинул мундир, сунул саблю в чехол из зеленой саржи и, переведя дух, сам себя, в качестве главнокомандующего, уволил в отставку.
Верный сенегалец, встревожившись, пришел навестить своих хозяев, которых давно не видел.
Лаптоту тоже не по нраву была эта бойня. Он успел стать достаточно цивилизованным, общаясь с европейцами, и поэтому наотрез отказался участвовать в кровавой оргии, чем вызвал недовольный ропот туземцев.
Французы решили возвращаться домой речным путем, но негры, которые могли послужить носильщиками и гребцами, оказались мертвецки пьяны.
Пришлось отъезд отложить.
Настала ночь.
Они поужинали на скорую руку рисом с овощами, испеченными в золе, и легли спать. Сон был тревожный, кошмарный. На всякий случай каждый положил подле себя винтовку. Но за ночь ничего особенного не случилось.
Взошедшее солнце осветило поселок, уже успевший принять почти обычный свой вид: трупы были убраны, о сражении и бойне напоминали только опрокинутые кое-где хижины, выломанный забор, следы пуль на деревьях и еще не просохшие широкие лужи крови.
Сунгойя, протрезвевший, но сильно помятый с перепоя, как хороший сосед, заглянул проведать своих друзей-французов.
Он облачился в английский генеральский мундир, тот самый, в котором красовался вчера его соперник.
Барбантон набросился было на монарха с упреками за вчерашнее, но благоразумный парижанин сразу его перебил.
К чему бесполезные разглагольствования? Сделанного не воротишь. Находясь среди дикарей, необходимо считаться с дикими нравами. Чем ссориться, спорить, лучше молча уложить багаж и уйти.
Монарх, заметив сборы в дорогу членов правительства, очень удивился. По своей наивности он никак не мог понять истинной причины спешного отъезда.
Белые друзья чем-то недовольны? Обиделись на него? За что? Быть может, он чересчур возвысил голос, когда спорил из-за пленных, которым добрые белые люди просили пощадить жизнь? Но ведь он вчера был возбужден — и битвой, и пивом, и ромом. Правда, он казнил пленных, но ведь и у европейцев, ему рассказывали белые матросы, это бывает.
— Неправда! — резко возразил Барбантон. — У нас казнят только пленных бунтовщиков.
— Ну, вот видишь, — возразил негр. — Казнят, стало быть.
— Так это не одно и то же. Тут междоусобица, гражданская война, между собой воюют люди из одной и той же страны.
— Все белые из одной и той же страны, и все негры из одной и той же страны. Есть земля белых людей и есть земля черных людей. Почему же одних можно расстреливать, а других нельзя? Не понимаю. Во всяком случае, дело сделано. Не для того я пришел, чтобы спорить попусту. Сунгойя теперь успокоился, обезопасил себя от врагов, и мы можем с вами позабавиться.
— Спасибо, — холодно отвечал Фрике. — Пора домой, на корабль, мы и так задержались. Нас давно ждут.
— Успеете, а сегодня позабавимся.
— Говорю же, не до забав.
— Успеете, а сегодня позабавимся.
— Да что ты все заладил одно и то же? — взорвался юноша. — Хуже кукушки! Чем нам забавляться?
— Охотой.
— Охотой? .. Какой?
— Слоновой.
— Почему тебе в голову пришло охотиться на слонов?
— Потому, что ты великий охотник, и ружья у тебя большие. И потому еще…
— Ну? Еще почему?
— Потому что у нас нет провизии, а слона хватит на несколько дней.
— Какой хитрый король! Давно бы сказал, что хочешь сделать с нашей помощью запасы мяса. Очень хорошо. Я согласен. А после можно будет уйти или нет?
— Можно.
— И ты дашь нам пирогу с гребцами, чтобы добраться до Фритауна?
— Дам, если убьете слона.
— А когда нужно его убить?
— Завтра.
— Завтра? Значит, уже есть слон на примете?
— Я приведу тебя и Бабато-генерала к нему.
— Хорошо. Постараюсь добыть для тебя эту мясную гору.
Охотники снарядились и многочисленной толпой пошли в лес. Время было дорого. Поселку грозил голод.
Фрике вовсе не разделял радужных надежд Сунгойи на легкую победу над слоном. Нет, парижанин не боялся встречи с гигантом, просто заметил, что монарх уж чересчур уповает на могущество своего талисмана.
Что касается Барбантона, ему было все равно. Он шел и молчал.
Великий полководец, быть может, мечтал о новой славе, обдумывая план завоевания Судана?