Приключения Весли Джексона

Сароян Уильям

– Не хочу я больше встречаться с Мэгги, – сказал я.

Я вернулся в казармы еще до одиннадцати, юркнул в постель – и как же я спал, о Валенсия!

Глава 30

Отец присылает Весли письмо, где объясняется тайна его исчезновения, а женщина, которая пела «Валенсию», поет ее снова, на этот раз лучше, чем когда бы то ни было

Дни шли, удивительно похожие один на другой, все в них было строго по расписанию, и вот однажды я получил письмо от отца.

«Я вовсе не хотел сбежать, не оставив тебе записки, – писал он. – Но я и сам не знал, куда еду и что буду делать, и поэтому ничего не мог написать. Мне хотелось, чтобы ты знал, но

не мог же я говорить тебе о том, чего и сам не знаю. Я выехал из гостиницы и отправился на вокзал, но поезд, которым я собирался ехать, отходил только через три часа, поэтому я сдал чемодан и возвратился в город. Уехал я только через сутки с лишним, но в тот момент, когда возвращался в город, я вообще решил было никуда не уезжать. Я решил дня через три-четыре вернуться в гостиницу, но потом со мной произошла одна вещь, которую ты, я думаю, поймешь. Это и заставило меня уехать. Дом, в который я тогда попал, постигла какая-то беда, и там не знали, как еще дело обернется. Все вдруг разбежались кто куда, а я был слишком пьян, чтобы двигаться, и остался один, но немного спустя вернулась одна из них и стала за мной ухаживать. Она принесла мне кофе и бутерброды. Я поел, но после этого почувствовал себя совсем плохо, и она осталась со мной, рискуя попасть в беду. Мне очень хотелось поскорее прийти в себя и убраться оттуда, чтобы она тоже могла уйти, как другие, и избежать неприятностей. Я принял ванну и уже оделся, чтобы идти, но тут она опять пришла и говорит, что опасность миновала, все опять в порядке и уходить мне не нужно – я могу ложиться и спать. Я обрадовался, что все успокоилось, и хотел уже лечь. Но девушка сказала, что пойдет и принесет мне выпить чего-нибудь горячего, чтобы я лучше заснул. Когда она открыла дверь, чтобы выйти, я увидел, как по лестнице поднимается какая-то женщина и парень в военном, и услышал голос этого парня. А когда девушка вернулась, я от всего сердца поблагодарил ее за доброту, но сказал, что мне нужно идти, потому что я в конце концов решил ехать в Эль-Пасо, где я сейчас и пребываю и куда приехал сегодня рано утром. Я уже проходил мимо лавки твоего дяди и, кажется, видел там вместе с ним твоего брата Вирджила, но матери твоей я еще не видал. Я хочу ее видеть, но немножко боюсь. Чувствую себя я теперь хорошо, но, если бы не эта рыжеволосая девушка, я бы сюда, конечно, не попал. Напиши мне сейчас же, так как я не знаю, на что решиться, а потом я опять тебе скоро напишу».

Вместо письма я сейчас же послал отцу телеграмму: «Что бы там ни было, повидай мать».

После этого я написал ему длинное письмо и отправил его заказным авиапочтой. На следующий день пришло другое письмо – от отца. Он писал, что ходил и виделся с мамой. В ответ на это письмо я опять послал телеграмму, а потом написал другое большое письмо и тоже отправил его заказным авиапочтой.

Целую неделю я получал от папы письма каждый день. Он писал – я, дескать, наверно, пойму, что он хочет сказать, говоря, что мой брат Вирджил куда лучше нас обоих благодаря маме.

«Мы с тобой слишком долго жили в стороне от женской половины рода человеческого, а ведь на них держится мир, так что ищи скорей свою девушку».

Как-то раз отец мне прислал полдюжины фотокарточек, где мама, брат Вирджил, дядя Нил и он сам были сняты в группе. Меня поразило, как молодо и красиво все они выглядят, несмотря на то, что никто из них не улыбался, как это делает почти каждый, когда фотографируется, но особенно я был взволнован тем, как выглядит отец рядом с мамой и Вирджилом. У него был такой вид, будто ничего и не случилось, будто он был с ними всегда. Я ему так и написал и просил его рассказать мне все про маму, и Вирджила, и дядю Нила. Я был счастлив, как никогда в жизни, и показал фотокарточки моей семьи писателю, а потом мы с ним сидели и толковали о нашем дезертире и никак не могли решить, что же нам

с ним все-таки делать.

– Если бы нас перевели в другую часть, – сказал я, – нам бы не пришлось писать сценарий о дезертире, правда?

– Нет, нет, не пришлось бы, – сказал писатель.

– А вам бы хотелось вернуться в Нью-Йорк?

– Ну да, конечно. Нью-Йорк – это родина моя и жены, и мы хотели бы, чтобы наш сын тоже родился там.

– Ваш сын? Откуда вы знаете, что это будет сын?

– Это наш первенец, и это будет сын, – сказал писатель.

Я спустился вниз в производственный корпус, чтобы узнать у Джо Фоксхола, хочет ли он тоже перебраться с нами в Нью-Йорк. Работа была у него вроде моей благодаря его высокому культурному уровню и образованию: он печатал для писателей на машинке и был у них на побегушках. Я встретил его с шестью бутылками кока-колы в руках – по числу писателей.

– Джо, – сказал я, – срок моего пребывания здесь истекает через неделю, и я…

– Это ты так думаешь, – сказал Джо. – Никуда ты не уедешь, и не мечтай. Увольнений от этой войны не предвидится.

– Екклесиаст, – сказал я. – Увольнений, может, не будет, но есть такая вещь, как откомандирование. Хочешь, тебя откомандируют обратно в Нью-Йорк вместе со мной?

– Я уже подумывал о том, чтобы спросить у тебя разрешения позвонить этой женщине, – сказал Джо. – Я хотел ее просить вызволить меня к черту из армии. А то я скоро запущу кому-нибудь в голову одной из этих бутылок.

– Не думаю, чтобы кто-нибудь мог тебя вызволить из армии, – сказал я. – Но очень вероятно, что удастся отправить тебя обратно в Нью-Йорк, если тебе охота снова оказаться среди тамошней публики.

– Да ведь здешняя ничуть не лучше, – сказал Джо. – Тебе нужен мой порядковый номер?

– Он есть у меня.

– Ну что ж, хорошо, – сказал Джо. – Большое тебе спасибо. Как ты думаешь, когда мы будем знать?

– Где здесь телефонная будка?

Джо показал мне телефонную будку. Я взял у него бутылку кока-колы, вошел в будку и закрыл дверь, а Джо стоял снаружи, пил из другой бутылки и ждал. Моя знакомая очень обрадовалась, что я позвонил, так как она уже уладила все свои дела – продала дом со всем, что в нем было, – и скоро собиралась уехать.

– Когда? – спросил я.

– Как только устрою все и для вас тоже.

– Куда вы едете?

– В Нью-Йорк ненадолго, потом домой, в Сан-Франциско. Сейчас я позвоню своему приятелю, а потом сразу вам. Никуда не уходите.

Я вышел из будки, и мы с Джо выпили еще по бутылке кока-колы, и тут же зазвонил телефон.

– Все в порядке, – сказала она. – Всех троих – в течение недели.

Она дала мне название одного из крупнейших и самых дорогих отелей в Нью-Йорке и свою настоящую фамилию – не ту, что стояла на карточке.

– Я не знал, что вы замужем, – сказал я.

– Господи Боже мой, – отвечала она. – У меня сын в школе в Мэриленде и дочь тоже в школе в Пенсильвании. Муж умер вот уже десять лет. Позвоните мне, когда приедете в Нью-Йорк. Если я еще буду там, мы с вами пойдем куда-нибудь танцевать.

– Я не умею танцевать.

– Ну посмотрим, как танцуют другие. Если же вы меня не застанете, спросите мой новый адрес и пишите мне иногда – я хочу знать, как ваши дела.

– Хорошо, – сказал я. – Что вы думаете делать в Сан-Франциско?

– Читать, – ответила она. – Я люблю читать. Ну, берегите себя.

– Ладно, – сказал я.

Я вышел из будки, и Джо спросил:

– С чего это ты расплакался?

– Ничего, пустяки, – сказал я. – Попробуй покури в тесной будке, и у тебя слезы потекут.

Глава 31

Весли в первый раз видит свое имя напечатанным в журнале и не знает, как к этому отнестись

Я поднялся обратно в гору, чтобы сообщить новость писателю. Он сидел за своим столом и просматривал свежие журналы, только что им полученные.