ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЮНГИ [худ. Г. Фитингоф]
Шрифт:
Ах, хорошо быть штурвальным! Весь корабль подчиняется малейшему движению этого спокойного человека с упорными светлыми глазами. Но очень интересно также наблюдать волны, пенный след за кормой, оградительные знаки фарватера — вешки, буйки. Жаль, что у человека только два глаза: их не хватает, и приходится вертеться волчком, чтобы всё охватить.
— Кончится тем, что вы просверлите корабль сверху донизу и пойдёте под киль, — сказал Кравцов, стоявший на узеньком мостике «Змея». — Не мешать!
Мальчики, как намагниченные, прилипли к поручням. Виктор, обдумывая план действий, сказал:
— Сначала
— Я тоже научусь, — откликнулся Митя.
— Мне до тебя дела нет и не надо, — фыркнул Виктор. — Ты подножки даёшь… Таких корсары на реях вешали. Вот!
— И мне до тебя дела нет, — ответил Митя. — А подножек я не даю. Очень нужно. Я и без подножек сильнее тебя, хотя ты и толстый, а я худой.
— Скажи честное пионерское, что не даёшь подножек, — предложил Виктор.
— Честное пионерское! Очень мне нужно подножки давать! Я тоже корсаром могу быть. Я читал, как это…
— Смотри, смотри! Там за стенкой мачты блокшива.
— А там вышка службы связи. Правда?..
— И каменный сорокатрубный крейсер! Смотри, там!
— А вот здесь две мартышки на мостике базар устроили, — серьёзно отметил Кравцов. — Прошу прекратить гам!
У мальчиков вытянулись лица, и они замолчали. Вокруг всё было необычайно: серое небо низко висело над взлохмаченным морем, не переставая дул ветер, волны закипали белой пеной, и чем дальше уходили гранитные стенки гавани, тем выше становились волны. «Змей» качнулся раз, другой, третий. Потом он зарылся носом, и показалось, что море впереди вздулось водяным горбом, а море позади корабля вместе с Кронштадтом поползло вниз. Затем корма осела, море за кормой поднялось стеной, а впереди опустилось так низко, что у мальчиков захватило дыхание и во рту стало сладко. Так и пошло: море опускалось, поднималось, падало, снова вздымалось, и стало очевидно, что это самая настоящая морская качка.
— Штывает, — солидно сказал Виктор, подражая старым морякам. — А я могу не держаться за поручни.
— Я тоже.
Они выпустили поручни, но «Змей» провалился между двумя водяными холмами, и мальчики снова уцепились за холодный медный прут.
— Люблю штормовую погодку! — сказал Виктор баском и вдруг почувствовал, будто кто-то начинает медленно выворачивать его наизнанку, как длинный чулок. Это было так противно, во рту стало так плохо, что он плюнул за борт.
— Кто плюёт с мостика? — строго спросил Кравцов.
— Я, — хрипло ответил Виктор, чувствуя, что вот-вот чулок будет вывернут до конца и вместе с этим погибнет его доброе морское имя.
— И я, — эхом откликнулся Митя.
Кравцов повернул мальчиков к себе и заглянул в их лица. Виктор сделался пятнистым, загар уступил место зеленоватой бледности. У Мити веснушки стали почти незаметными, а глаза смотрели жалобно. Виктор хотел улыбнуться и не смог.
— Так-так, — сказал командир «Змея» весело. — Молодые мореплаватели начинают знакомиться со своей родной стихией. Разве ты, Виктор, не ходил в свежее море?
— Нет, ходил один раз на «Ударнике»… Когда тихо…
— Крупный пробел в твоём воспитании. Что ж, постарайся восполнить его. Вот хороший случай немного оморячиться.
Виктору было не до этого. Ветер уже запел
— Отправляйтесь вниз! — приказал Кравцов. — Главное средство от качки — это не бояться качки. Но если у вас ничего не выходит, лучше всего заснуть. И не стыдитесь, ребята. Морская история знает несколько знаменитых адмиралов, которые терпеть не могли качки и во время шторма не вставали с койки.
Мальчики не были знаменитыми адмиралами, но они единодушно признали, что морская болезнь — это гадость, и, подавленные, направились к трапу. Им казалось, что их ноги набиты ватой, во рту сладковатая ржавчина, а живот крепко стянут холодным железным обручем.
Корабельный кот презрительно посмотрел на перекошенные лица пассажиров, потянулся и нехотя уступил место на диване. Корабельный механик, совсем молодой человек, сидевший в уголке кают-компании за стаканом чая, улыбнулся обессилевшим мореходам и сказал:
— Да, к морю надо привыкнуть…
Они опустились на диван и закрыли глаза, чтобы не видеть лампы, которая медленно-медленно качала сиреневым абажуром.
ПРИСПУЩЕННЫЙ ФЛАГ
Виктор проснулся от тишины.
Только что волновалось, закипало пеной море, ветер взбивал волны, гудел в ушах, корабль заваливался то носом, то кормой, а теперь так спокойно и тихо, будто всё это приснилось. Только голова немного тяжёлая и не хочется открывать глаза. Впрочем, с этим можно не спешить.
До слуха доносятся тихо сказанные слова:
— Он сын минёра с судна «Ударник», а этот «Ударник» прикомандирован к блокшиву и ему подчиняется. Вы недавно на флоте, а то вы, конечно, знали бы Павла Лескова. Это был хороший минёр, участник гражданской войны…
Виктор приоткрыл один глаз.
Лицом к нему, помешивая ложечкой в стакане, сидел механик, слушая командира «Змея» Кравцова.
«Сейчас проработают меня за красные флажки, — подумал Виктор с тоской. — Вот взялись!.. Хорошо, что рыж… Митя спит».
Он ошибался — речь шла не о флажках.
— Вы знаете, что ещё с тех времён, когда Англия хотела задушить революцию, в Финском заливе кое-где попадаются английские мины, — начал Кравцов. — Ведь Англия минировала тогда подступы к Ленинграду… Не все мины выловлены. Шторм срывает то одну, то другую, гонит куда придётся, и вот получайте, к вашим услугам! Хорошо, если берег пустынный и можно просто-напросто взорвать непрошеную гостью. А если её занесёт, например, в Зелёную бухту… Бухта маленькая, довольно открытая. Возле самой воды построен центральный заводской цех. Однажды такую вот дрейфующую мину [36] штормом загнало в Зелёную бухту. Поручили дело Лескову. Он не решился на месте разоружить старую, проржавевшую мину — она могла взорваться и разрушить заводской цех. А тут неожиданно разыгрался ветер.
36
Дрейфующая мина — такая мина, которая сорвалась с якоря и перемещается силой ветра, волн и течения.