Приключения зеркала
Шрифт:
Леночка и Галя, подбрасывая вверх свои кожаные ранцы, шумно вылетели из дверей школы, сбивая и Аделю, и всех на своем пути. Выпускники школы порой вели себя немного бесшабашно, видимо чувствуя приближение конца учебного года, поэтому им иногда прощали такие выходки, уважительно расступались и благоговейно следили за каждым их движением, стараясь запомнить и почувствовать все эти ощущения приближения новой взрослой жизни, полной приключений и свободы. Ведь когда-нибудь они тоже станут выпускниками и больше не увидят эти ненавистные учебники и этих скучных строгих учителей, и тоже смогут позволить
Аделя свалилась с перил, хотела что-то спросить, но ее уже тащили веселые подружки в неизвестную даль, на ходу подсовывая бутерброд с докторской колбасой, который Лена не доела на большой перемене. Аделине после такого перекуса было абсолютно все равно куда идти или бежать, лишь бы не возвращаться до ночи домой.
А вели ее подружки ни куда-нибудь, а на гадание к одной ведьме. Аделина так изумилась, что даже не знала, как реагировать на такое: она никогда в своей жизни не гадала, а уж тем более не встречала ведьм.
– Она настоящая ведьма! – уверяла Леночка, – и всем-всем правду говорит. Я первая пойду! Пять копеек стоит, дорого конечно, но зато она предскажет будущее.
– Пять копеек? Ужас какой! У меня нет пяти копеек, – сказала Аделя.
– У меня тоже, – раздосадовалась Галя.
– У меня есть! – торжественно произнесла толстоногая Лена, раскрасневшись неестественным румянцем, в упитанной фигуре которой чувствовалась такая сила, от которой папа и мама девочки иногда сами впадали в стойку «смирно», когда она на чем-то настаивала. – Я из копилки достала. Лучше мы сходим к гадалке и узнаем, когда выйдем замуж, девочки, чем потратим эти деньги на дурацкое индийское кино.
Никто не смел возразить, но втайне Галя и Аделя подумали, что на кино все-таки было бы лучше попасть – там всегда так красиво поют и танцуют.
Но Леночка уже смело вела всех к старым баракам на выселках города, где протекала речка Арбайка, в народе прозванная Змейкой из-за извилистых порогов, и, наверное, еще потому, что там водились змеи.
Чем ближе они приближались, тем сильнее становилось не по себе.
Частный сектор, устроенный старыми избушками с высокими дощатыми заборами, из-за которых разевали пасти страшные клыкастые овчарки, и высовывали мохнатые медвежьи головы кавказцы, наводил ужас. Все было закрыто, спрятано, завуалировано. Кто жил за этими высокими заборами? Говорили, что там жили цыгане, которые прятали в своих домах украденных детей и золото.
И если бы не упрямая, быстро шагающая впереди фигура Леночки, которая, казалось, не слышала страшный лай вокруг, а продолжала свои размышления вслух о своей судьбе и любви всей ее жизни, стараясь перекричать собак, девочки бы никогда не решились на такой «подвиг».
Наконец, они остановились у небольшого деревянного домика с покосившимся забором, бывшим когда-то зеленым, и позвонили в колокольчик. Никто не отвечал, Лена позвонила еще раз и еще раз, пока из-за забора скрипучим голосом кто-то раздраженно не крикнул: «Ну, сейчас!».
Девочки оторопели, даже не верилось в такое форменное хулиганство, на которое они решились, – пойти к ведьме на прием. Если кто из учителей или комсомольской организации узнает, их будут ждать такие проблемы, такой выговор, такая темная слава! Мало не покажется!
Кто-то
Аделине, успокоенной обычным, хоть и больным видом женщины, подумалось вот что: откуда у Лены такая самоуверенность, почему ей не страшны все эти ужасные собаки, готовые вырваться и растерзать их, эти странные дома с огромными заборами, где прячут ворованное золото ужасные цыгане, откуда она знает чего хочет, где берет веру в себя и свою правоту? И почему она, Аделина, не знает чего хочет, кроме того, чтобы сбежать из этого проклятого места? Почему ей всегда страшно и больно, стыдно и неуютно за себя? И даже порой, глядя в зеркало, она не уверена, видит ли именно свое отражение?
Когда они увидели старый дряхлый дом, стало понятно откуда радикулит и бронхит: дом трещал по швам, отовсюду дул жуткий сквозняк, занавески развевались в разные стороны, будто ловя морской бриз, а полы ходили ходуном, словно бегущие по волнам.
Ведьма уселась на продавленный старый диван, видимо, свое коронное место. Напротив стоял круглый столик с павлопосадским платком вместо скатерти, на котором лежали старые, как этот мир, карты: длинные, с откусанными краями, потертые, почти потерявшие цвет и картинки. Леночка сразу же уселась поближе к столу, будто зная, что и как надо делать, и стала постукивать пухлыми белыми пальчиками по столу, формулируя в голове вопрос, пока бедная женщина с большим трудом и болью усаживалась поудобнее, бранясь и чертыхаясь.
И перед началом сеанса уже удобно усевшись на куче подушек, подложенных и под проклятую ноющую спину, и под мягкое место, она сердито спросила:
– Деньги-то принесли?
– Да, – деловито ответила Лена и выложила пятнадцать копеек на цветастый платок. Женщина собрала монеты длинными красивыми пальцами молодых женских рук, никак не сочетавшимися с образом ведьмы или старой колдуньи, а тем более бабули, и убрала быстро в жилет, видавший лучшие виды.
После этого она сухо плюнула себе в руки и, добросовестно растирая, наконец, приступила к раскладу.
Аделина внимательно посмотрела на ведьму, поначалу показавшуюся довольно старой и уродливой, и, несмотря на небольшой житейский опыт, а может быть как раз довольно приличный опыт общения с грубым миром взрослых, подумала, что эта женщина вовсе и не старая. Просто очень больная или уставшая от тяжелой жизни, особенно, учитывая условия проживания и этот сквозняк. При большем рассмотрении Аделине даже несколько жаль стало сгорбленную тетю. Высокая, сухая фигура женщины говорила, что была она в молодости статной и видной.