Приключения Жихаря
Шрифт:
– Язык у тебя… – покосился Жихарь на Колобка, но тот не унимался:
– Словом, жить негде. Ни в домах, ни в холмах, ни под мостами, ни при ручьях, ни на мельницах – везде все занято. И никакого дела себе найти не могут, а без дела нечисти и нежити жить никак нельзя, надо либо приносить людям пользу, либо вредить, либо шутки над ними шутить. У банников какие шутки – разве что запарить кого–нибудь до смерти или шкуру ободрать. И назад дороги нет, там же остров. За перевоз платить нечем, и домой возвращаться с позором неохота. Но не таков многоборский
Долго они думали и придумали, наконец, заделаться провозвестниками Смерти… Они же все, мохнатики, ее чуют загодя. Подходят ночью к дому или там к замку и начинают вопить по–черному…
– Вы говорите о баньши, сэр Хонипай?
– Ну да – в такое слово там здешних банников переделали. А жить они устроились в кустах и зарослях. Если человек там заплутает, они его жаром опыхивают…
– Верно, баньши в наших местах появились сравнительно недавно, – сказал Яр–Тур. – И накануне последнего сражения я слышал их истошные вопли. По крайней мере хоть такая память останется о несчастном логрийском короле…
– О многоборцах везде идет добрая слава, – гордо сказал Жихарь. Потом понял, каково сейчас побратиму, и спросил осторожно: – Как же у вас до усобицы дошло? Чего не поделили?
– Это долгая история, сэр брат…
– Так ведь и Луна не близко! К слову, давно уж пора нам передохнуть и подкрепиться… Смотри–ка – дома через силу глотал, а тут так и сосет в животе…
– А я еще давно ни один жена не видел, – ни с того ни с сего вспомнил Сочиняй–багатур.
– Это хорошо, – сказал Колобок. – Значит, земные законы теряют свою силу.
Мы на верном пути!
Они остановились, уселись вдоль стены, причем Жихарь долго не умел пристроить ноги.
– А чарка–то как весело пьется! – сказал он через некоторое время.
– Значит, кончилось межеумочное состояние! – воскликнул Бедный Монах. – Мы снова смертны, и заячье снадобье нам пригодится!
– Если и вправду есть там отмогильное зелье – непременно найдем его для тебя, братка! – загорелся Жихарь. – Но вот сам я его даже не пригублю.
Незачем зря Смерть обманывать…
– Было бы кого обманывать… – вздохнул Колобок.
– Вы очень любезны, сэр Джихар, – сказал Яр–Тур. – Но мой земной путь, увы, пройден, и держусь я из последних сил. Если земная Смерть меня не берет, то, возможно, ее лунная сестра…
– Нет, – сказал Колобок. – Ты ранен на земле. Лунная Смерть не должна иметь к тебе никакого отношения…
– Ступайте дальше без меня, не хочу быть обузой. Сон одолевает меня…
– Ну поспи… Мы подождем… – неуверенно сказал богатырь.
– Нельзя поспи! Никуда подожди! – крикнул Сочиняй. – Надо кургуз–трава жевать, Сочиняй захвати!
Степной хан вытащил из–за пазухи пучок сухих стеблей и через Бедного Монаха передал зелье королю. Бедный Монах понюхал траву, одобрительно кивнул и от себя прибавил какой–то бурый шарик.
– Пепел Феникса, – пояснил он. Но Яр–Тур уже вовсю спал, и снадобья пришлось впихивать в него силой.
– Вот, запей для верности, – сказал Жихарь, когда побратим открыл глаза. – Вздумал покинуть товарищей на половине дороги!
Яр–Тур тряхнул головой.
– В самом деле, я действительно чувствую прилив сил!
– А то! – сказал Жихарь. – Ты рассказывай, рассказывай – потом, может, поры свободной не выпадет…
– Что ж, – начал Яр–Тур. – Я уже писал вам, сэр брат, что королева Джиневра никак не могла принести королю Артуру наследника, что весьма оного огорчало. И Мерлин вызвался помочь этому горю с помощью нездешних лекарей, и король Артур сказал ему: «Грамерси». И Мерлин взял королеву за руку, и они исчезли, и это было весьма удивительно, так что все высокородные дамы и доблестные рыцари немало тому давились. И Мерлин с Джиневрой отсутствовали три месяца, вернувшись только к Уинстонову дню.
А когда они вернулись, увидел король, что Мерлин горько плачет, сокрушаясь о своей неудаче, а королева Джиневра одета в мужские штаны синего цвета и вязаную из шерсти рубаху, словно деревенская девка с распущенными волосами.
– Моя прекрасная госпожа, – сказал король. – Немедля ступайте к себе и облачитесь в подобающие одежды, ибо недолжно королеве быть одетой таким образом, да еще в Уинстонов день.
– А я не назову, – она отвечала, – вас своим господином, потому что вы грязный мужской шовинист и нарушитель прав человека. Вы смотрите на женщину, как на сосуд для деторождения, а между тем у нее такие же права, как и у вас! Когда мне заблагорассудится, тогда и будет у меня ребенок от того, кого я выберу ему в отцы!
– Тогда, – говорит король, – отправляйтесь отсюда прочь к своему отцу, королю Лодегрансу, ибо не хочу я вас больше видеть!
– В таком случае, – отвечает Джиневра, – я отсужу у вас и замок Камелот, и Карлион, и Лондондерри, и Оркнейские острова, и даже Фолклендские, хотя вы о них еще слыхом не слыхивали! Немалыми покажутся вам такие алименты!
Остальное вам объяснит мой адвокат!
Такие неслыханные речи привели короля в великий гнев, и он обратился к Мерлину:
– Напрасно сказал я тебе тогда «Грамерси», ты обманул меня – королева не только не излечилась от бесплодия, но и впала в безумие! Позор тебе!
– Господин, – сказал Мерлин, – напрасно ты гневаешься. Королева прошла курс лечения у лучших лекарей Калифорнии и совершенно готова подарить вам наследника. И дали мы ей все снадобья, какие только можно было закупить за золото и серебро. Но потом ей вздумалось посетить двор тамошнего короля, сэра Президента Республиканского, где принимали ее с великими почестями, которые будут существовать в те времена. О ней говорили и писали не меньше, чем о несчастной принцессе Диане, а сэр Майкл Отмытый Добела даже сложил в ее честь песню, сразу ставшую хитом сезона. Только нравы, порядки и законы, существующие в этом королевстве, настолько отличны от наших, что даже более могучий ум может смутиться. Окружите ее лаской и любовью, и, уверяю вас, все встанет на свои места.