Прикосновение Хаоса
Шрифт:
Часы не отстукивали ход времени. Она смотрела на него, он на неё. Она читала в его глазах зарождающуюся ярость, он видел, что она не хочет слышать правду. Противостояние взглядов. Слабая беззащитная женщина, почти не мигая, смотрела в глаза сильному, видавшему безумные схватки воину, и он не выдерживал её взгляда.
Венский опустил глаза в пол. Он не умел врать, не знал как это делается, он никогда не придумывал себе образ, и никого не заставлял верит в него. Он умел молчать, терпеть, смеяться над врагом, направляющими в его лицо леденящий душу ствол,
Возможно, настало время учиться многозначному искусству казуистики. И не потому, что он боялся остаться один, не потому, что хотел спасти своё благополучие, не для того, что бы защитить свою репутацию, и уж конечно не для того, что бы оправдаться. Он должен был соврать, что бы обезопасить её.
Он должен врать изящно и беспринципно, что бы, Лена, не получила травму, от которой вероятно никогда не сможет оправиться.
«Я любила его, а он оказался убийцей!».
Невозможно! Невозможно этого допустить. Он должен соврать, а затем оставить её, оставить навсегда, что бы никогда в её жизни не появлялось чёрное ядовитое пятно, способное отравить её величественное существование.
Так он думал теперь, и был искренне уверен, что не ошибается, что не пытается спрятать свой страх, за красивым словом «самопожертвование».
— Неужели я похож на убийцу? — иронично спросил Венский и сделал шутливо грозное лицо.
— Не паясничай, — в сердцах прокричала она, и несчастные глаза её наполнились слезами.
— Леночка, Лена. — как можно более ласково произнёс Венский. — Я не знаю, и не хочу знать с чего ты сделала такие выводы, но клянусь тебе, что я просто не сумею выстрелить в человека здесь. — он театрально задумался, — В бою…да. Но здесь…да я даже думать об этом не могу. Нет, ну…конечно ели дать кому-нибудь в морду, так это ж совсем другое дело.
Лена смотрела и слезинки тихо скатывались с её бледных щёк.
— Родная, моя. Я готов убить лишь одного человека.
Лена вздрогнула.
— Но лишь того, кто посмел выдумать и произнести вслух такую чудовищную ложь. Ну, неужели ты сама веришь, что это правда, — он посмотрел на неё. — Веришь? Потому, что ели ты этому веришь, то мне не зачем здесь оставаться. Я не смогу быть рядом с человеком, который может такое про меня думать, да это просто….
Она не дала ему договорить. Сорвавшись со своего места, она крепко обняла его, как в последний раз, она стала целовать его глаза, лоб, щёки, она прижалась к нему всем телом, будто стараясь проникнуть в него.
— Прости, прости. — причитала она сквозь слёзы, — Я действительно дура. Дура чокнутая. Я не думала, я просто сильно испугалась, не за себя, за тебя. Прости…прости…
Александр покорно принимал её извинения, но вместо радости, в его душе собиралась огромная чёрная туча, и не было видно просвета в этой мгле, собравшейся воедино, и не позволяющей определить границы бедствия.
Он приложил ладони к её мокрым от слёз щекам.
— Лена, откуда? Откуда взялись в твоей голове такие мысли, я, что, дал тебе повод так думать?
— Лена, кто мог сказать тебе такую чушь? — допытывался Венский.
Лена высвободилась, встала, смахнула с лица слезинки.
— Да, какая теперь разница. — произнесла она.
Венский обнял её за плечи, стараясь развернуть лицом к себе.
— Саш, ну перестань. — бессильно, всё ещё всхлипывая прошептала она, — Мне в ванну нужно, привести себя в порядок, а то ещё испугаешься моего вида и сбежишь.
Последние слова она произнесла, на вздохе и расплакалась ещё пуще.
Венский убрал руки с плеч, и Лена исчезла в ванной комнате.
Венский прохаживался по кухне, словно разъярённый тигр, в клетке. Он был зол на весь мир, на того, кто сказал ей о его ремесле, на неё, за то, что сразу поверила, на себя, за то, что соврал, на этот проклятый город, на свои проблемы. Всё навалилось одновременно, неожиданно, он даже не успевает, разобраться с одним, как тут же наваливается следующая неприятность.
— Да, что же за полоса такая? — нашёптывал он себе под нос, — С чего же всё началось?
Лена появилась, неожиданно, Венский не заметил, как перестала шуметь вода ванной, как открылась дверь, и как появилась за его спиной она.
Он оглянулся. Красивая! Какая же она красивая! Её настоящий вид — чуть припухшие от слёз глаза, раскрасневшиеся щёки, неловкость во взгляде, детская растерянность; делали её ещё прекрасней. Венский улыбнулся своей мысли. Разве может что-то, сделать любимую женщину лучше, а что-то хуже, разве могут обстоятельства повлиять на её внешность, она прекрасна всегда, не от того, что…а просто…без всяких условий, она просто любимая, лучшая, и самая красивая.
— Ну вот. — сердито произнесла Лена. — Из-за тебя я буду выглядеть чёрти как, причём весь оставшийся вечер, и даже завтра с утра.
Венский подошёл к ней близко–близко, взял за руки, и, смотря прямо в глаза произнёс.
— Да ты всегда выглядишь как королева. Как самая удивительная, и самая красивая королева!
— Да. — шутливо ответила Лена. — Я королева!
Затем она подняла глаза на Александра, и негромко, но очень трогательно добавила.
— А ты…мой король.
Венский чуть не зарычал от восторга, он попытался обнять её, но она уклонилась. Лена уже полностью овладела своими чувствами, и теперь пыталась компенсировать допущенную слабость, показным хладнокровием.
— Я умираю с голода! — сказала она, открывая холодильник.
— Но ты же….
— Поужинала? — оборвала она его предположение. — Врала! Я просто врала тебе. Я не успела, поесть…мне…хм….аппетит испортили.
— Кто? — нарочитым басом проревел Венский.
Он кинула кроткий взгляд в его сторону.
— Дед Пихто! Дуй в ванну, мой руки, сейчас ужинать будем.
Венский положил на голову ладонь, второй рукой отдал военную честь, повернулся кругом и, щадящим соседей снизу, строевым шагом направился в ванну.