Прикосновение хаоса

Холлман К.

Я дома. Когда меня обнимают мамины руки, это значит, что я дома. До сих пор я не осознавала, что у мамы есть свой особенный запах — это ее Chanel № 5, те же духи, которыми она пользовалась всю мою жизнь. Он в ее одежде, волосах и коже, и его запах возвращает меня ко многим счастливым воспоминаниям.

Я открываю глаза и замечаю Аспен, стоящую в нескольких футах от меня. В ее глазах блестят слезы, когда она одаривает меня слабой, дрожащей улыбкой.

— Рада тебя видеть. — Она пытается казаться оптимистичной и позитивной. Она сама по себе такая. Но я вижу ее насквозь. И я

чувствую себя ужасно, когда думаю о том, что она ждала здесь хоть какого-нибудь известия от меня, как, должно быть, и мама. Не то чтобы я совсем не думала о ней, пока меня не было — я знала, что дома были люди, которые, вероятно, сошли с ума от беспокойства. Забавно, насколько легче было забить на них, когда все, что имело значение, — это быть с Реном. Не то чтобы мне было все равно. Просто я сказала себе, что это к лучшему, что мы вместе — как и должно было быть.

Я слегка вздрагиваю, когда вспоминаю об этом. Я понятия не имела, с чем имею дело. Ни малейшего намека на то, через что на самом деле проходил Рен.

Я не могу думать об этом прямо сейчас, потому что не хочу, типа, ломаться ни перед кем. Как бы то ни было, я чертовски хорошо знаю, что после этого меня в значительной степени закроют. Не в качестве наказания, а из беспокойства.

Когда Аспен обнимает меня, как только мама наконец разжимает объятия, наличие выпуклости между нами становится почти неожиданностью. Когда я видела ее в последний раз, это было не так заметно. Еще одно напоминание о том, сколько времени прошло.

И еще одно напоминание о том, что растет внутри меня.

— Как ты себя чувствуешь? — Спрашиваю я ее, когда мы идем рука об руку к дому. Я никогда не была так рада видеть ее и знать, что сегодня вечером мне будет комфортно.

Но Рена рядом нет. Я не могу не думать об этом. Не знаю, смогу ли перестать плакать.

— Я? — У нее вырвался смешок, и она покачала головой. — Я не тот человек, который сейчас имеет самое большое значение.

— Я бы с этим поспорил, — подхватывает Квинтон у меня за спиной.

— Конечно, ты бы так и сделал. — Она слегка улыбается ему через плечо, когда мы входим в дверь. Здесь тепло и знакомо, и внезапно мне ничего так не хочется, как принять душ. Мне нужно все смыть и начать с чистого листа. Может быть, когда я это сделаю, то смогу мыслить немного яснее.

— Я серьезно. Как у тебя дела? Как дела с ребенком? — Я спрашиваю ее.

— Абсолютно нормально. — Она еще раз слегка сжимает меня в объятиях, когда мы достигаем подножия лестницы. — Теперь, когда ты вернулась, еще лучше.

— Почему бы тебе не подняться наверх и не отдохнуть, пока ты немного приведешь себя в порядок? — Мой отец стоит на удивление близко ко мне, но так делают все. Они теснятся вокруг меня, как будто боятся, что я уйду, если они не посадят меня в клетку. Еще одна причина держать все при себе, особенно новости о ребенке. Достаточно того, что я сомневаюсь, что мне какое-то время позволят выходить на улицу — после всего, через что я заставила пройти своих родителей, мне лучше привыкнуть к виду стен моей спальни.

Вместо того, чтобы сразу подняться наверх, я смотрю на него.

— Мы не можем оставить его, —

шепчу я. — Пожалуйста.

Что-то бурное пробегает по его лицу и ожесточает черты. Я узнаю это выражение, и оно заставляет мое сердце упасть. Когда он в таком состоянии, до него сложно достучаться.

— Скарлет, сейчас не время.

— Ни от кого из нас ты сейчас особого сочувствия не дождешься, — рычит Квинтон. Краем глаза я вижу, как Аспен кладет руку ему на плечо, но сомневаюсь, что она сможет достучаться до него. Он такой же, как папа. Если он что-то решил, так и будет.

— Он болен. — Я поднимаю подбородок и оглядываюсь вокруг, ища понимания. Союзника. — Я знаю, что ты чувствуешь по этому поводу. Ты уже сказал мне в машине. Но ему нужна помощь. Ладно, возможно, какая-то часть его знает, что он творил, хотя сомневаюсь в этом, — добавляю я, когда сверкающие глаза Кью встречаются с моими. — Я клянусь. Он становится другим человеком. Судя по тому, как он разговаривал, он действительно думал, что Ривер — это… Не знаю, отдельная сущность. Я не знаю, как это объяснить. — Слезы разочарования наполняют мои глаза, но я смахиваю их. Сейчас не время ломаться. Не тогда, когда я нужна Рену.

— Ты устала. — Папа смотрит на маму, которая обнимает меня за талию. — Отдохни немного. Мы поговорим об этом, как только ты немного придешь в себя.

Другими словами, слушайся, как хорошая маленькая девочка. Нет ничего, что я ненавижу больше, чем когда меня вот так отвергают, и в этом папа эксперт. Он точно знает, как заставить человека почувствовать себя инфантильным и опекаемым.

— Пойдем, — бормочет мама. — Тебе нужно позаботиться о себе. Если ты действительно нужна Рену, ему нужно, чтобы ты была в порядке. Ты не принесешь ему никакой пользы, если будешь больна и измучена.

Она этого не понимает. Никто из них не понимает. Они предпочли бы обращаться со мной так, словно я какая-то хрупкая вещь, которая вот-вот разобьется. У меня нет выбора, кроме как позволить ей отвести меня наверх. Может быть, я смогу достучаться до них завтра. В любом случае, я должна попытаться.

Если бы не мама, ворвавшаяся в мою комнату, я, вероятно, продолжала бы расхаживать по ней, обдумывая, как помочь Рену. У меня болит живот, и каждое движение только усиливает тошноту. Это то, о чем я должна беспокоиться. Каждую минуту я беспокоюсь об отце моего ребенка, в то время как из-за беременности меня тошнит каждое утро. Я знаю, что не одинока, но я так себя чувствую.

— Ну же, — убеждает она бодрым голосом. — У нас будут гости. — Она двигается во время разговора, порхая по комнате, как колибри. Открывает жалюзи, наполняя комнату ослепительным солнечным светом.

— Кто? — Мой голос звучит больным и несчастным. Она не должна знать. Никто не должен знать. Я прочищаю горло и пытаюсь снова. — Кто к нам придет?

— Роман и Софи, — говорит она мне, собирая одежду, которую я вчера оставила в куче, прежде чем пойти в душ, а затем рухнуть в постель. — И они привезут Луну.