Прикосновение к невозможному
Шрифт:
Авирона выдержала долгую паузу, во время которой, как мне показалось, в комнате от напряжения зазвенел воздух. Ей явно не хотелось отвечать: она поняла, что подняла неподходящую тему.
– Он отдыхает, – наконец, проговорила она.
– Винсент? Отдыхает? – Я улыбнулась. – Судя по всему, с тех пор, как я сняла мантию, у него многое изменилось?
– Да. Очень многое. – Помолчал, она добавила короткое: – Внутри.
Великая Тьма знает, что конкретно Авирона подразумевала под этим «внутри», но я почувствовала себя неуютно.
– Надеюсь, в скором времени он обзаведется подругой, – закивала я, пытаясь скрыть эмоции. – Не удивлюсь, если Авиэль ему уже кого-то нашел. У него талант сводника, у нашего… бывшегоМагистра.
– Ты больше не любишь его?
Задав этот вопрос, Авирона замерла – целиком обратилась в слух. Я и понятия не имела, зачем она это спрашивает, но ей не терпелось услышать ответ. А был ли у меня ответ? Я не думала об этом…
не хотела думать
. Эти мысли расстраивали. Кроме того, они ничего за собой не повлекли бы. Зачем она об этом спрашивает? Винсент попросил ее проведать меня? Смешно! Даже думать об этом смешно!
Он бы написал сто писем, так и не послав их, исписал бы тысячу страниц дневника – но не поделился бы такими мыслями ни с одной живой душой. Разве что с Вестой… если бы это было возможно. Да и с ней не поговорил бы откровенно: скорее всего, они просто обменялись бы обрывочными фразами, отдельными словами, понятными только им одним, так они всегда разговаривали. Но уж точно не с Авироной. Тогда почему она об этом спрашивает? Ей интересно, как я отреагирую? Или это тонкий – в ее духе! – намек на Киллиана, которого она встретила, когда пришла? Хотя не думаю, что ее интересует Киллиан. А даже если интересует, какое мне дело? Он спал в моей постели, а не в ее. И причем вообще тут Винсент? С Киллианом я не думала о нем…
совсем
.
Удивленная своей догадкой – если, конечно, ее можно было так назвать – я подняла глаза и обнаружила, что Авирона очень внимательно на меня смотрит. И куда делся отсутствующий взгляд? Она смотрела на меня так, будто хотела вытянуть ответы на все существующие в двух мирах вопросы. Такие глаза бывают у людей, которые слушают что-то очень важное, и боятся пропустить хотя бы слово.
Осознав, что она читает мои мысли, я вспыхнула. Авирона, в свою очередь, прижала ладони к щекам – так, будто мое смущение передалось и ей.
– Дана, извини, – сказала она, – я не хотела…
– Не знала, что мысли читают случайно!
– Прости. – Она помотала головой и приложила пальцы к губам, будто передавая мне невысказанные извинения. – Я просто хотела сказать, что ему плохо. Это все.
– Если ему плохо, пусть напишет мнеписьмо! Так ему и передай.
Авирона смотрела на то, как я подхожу к окну и открываю ставни.
– Ты не понимаешь, Дана. – Любимая фраза Винсента: « Ты не понимаешь, Дана». А из них бы получилась неплохая пара! – Ему плохо, когда ты думаешь о нем.
– Что же, надеюсь, там, где он сейчас, достаточно
– Да, ты права. Хватит. – Она рассеянно тронула висок. – Я хотела поделиться с тобой. Подумала, что это важно… но теперь есть Киллиан, так что, наверное, все иначе.
– Мы можем переходить к десерту?
Авирона, на лицо которой уже вернулось привычное отсутствующее выражение, оглядела стол.
– К десерту? Да. Думаю, да.
– У меня есть замечательные пирожные. Тебе понравится.
– Ты не ответила.
Я, конечно же, сразу поняла, о чем она. Авирона снова смотрела на меня, но уже не пристально – то была, скорее, ленивая заинтересованность.
– Нет. Я его больше не люблю.
Часть третья
Винсент
1875 год
Швейцария, Женевское озеро
Я затянулся в последний раз и потушил остаток сигареты в пепельнице. Один из городских торговцев так красочно расписывал преимущества новомодного фильтра, что я не удержался от покупки, о чем теперь жалел: кто бы мог подумать, что крохотная штуковина может сделать вкус табака таким отвратительным? Еще больше я жалел только об одном: у меня не было возможности пополнить запас обычных сигарет, и в последующие пару-тройку недель придется довольствоваться этой гадостью. Уж лучше воздержаться от курения вообще, хотя это будет проблематично: оно помогало мне сосредоточиться и настроиться на нужный лад, будь то работа или творчество. Несколько раз я слышал от смертных о растениях, листья которых можно сушить, измельчать и превращать в табак, но после неприятного сюрприза с фильтром желания пробовать новое у меня не было. Я положил спички на подоконник и прикрыл ставни: ночь выдалась холодной, и мне не хотелось, чтобы моя гостья замерзла.
Судя по всему, ее родители тяготели к изысканным именам, так как назвали ее Виолеттой. Обычно вакханки носят короткие имена из двух слогов, и она при первом знакомстве попросила называть ее «просто Ви», попутно попросив прощения за «мамин извращенный вкус». Не помню, обращался ли я к ней по имени с того момента, да и все остальное помнил смутно. По моим ощущениям, она уже разменяла третью сотню лет, но отпустило меня до обидного быстро. Даже действие афродизиака сошло на «нет» за пару часов. О крови не приходилось и говорить.
Я был уверен в том, что после долгого
воздержания
смогу забыться хотя бы на ночь и выбросить из головы мысли о Дане и Авироне. А даже если и не забыться, то просто уснуть и спать без снов. Увы, этой ночью я опять проснулся в начале четвертого и больше не сомкнул глаз. Смотреть в потолок в ожидании рассвета и в тысячный раз задавать себе вопросы без ответов не хотелось, а поэтому я решил заняться чем-нибудь полезным. Если не поработать, то хотя бы порисовать или попробовать что-нибудь написать.