Прикосновение к невозможному
Шрифт:
Киллиан
1875 год
Франция, Париж
У вас на руках когда-нибудь умирало существо, которого вы любите больше жизни? Вы когда-нибудь прощались с тем, с кем должны были разделить вечность? Время лечит? Вы ошибаетесь, если думаете так. Время относительно. И боль бессмертного существа оно не может даже притупить. Пусть, прошло почти три тысячи лет. Я помню все так, будто это было вчера. Я чувствую все так, как будто это было вчера. Правосудие уже
Даже люди помнят самые болезненные моменты своей жизни. А мы, бессмертные существа, способны
оживлять
прошлое. Возвращаться в него снова и снова, проживая заново все, что было когда-то пережито.
С любимым существом мы делим не просто постель и жизнь. Мы делим с ним разум. Мы учились этому всегда и учимся сейчас, каждое мгновение идем к конечной цели – к абсолютному слиянию на глубочайшем из уровней. Конечно, раньше мы были в начале пути. И все же. Я вернусь к началу: у вас на руках когда-нибудь умирало существо, которого вы любите больше жизни? Любовь – не цель и не смысл нашего существования. Вернее, моего. У меня есть долг. У меня есть знание. У меня есть цель в жизни. Но три тысячи лет я не связывал себя ни с кем. Ни к чему. Отчасти из опасения пережить то, что уже было пережито. Отчасти из нежелания перераспределять собственное время, которое я трачу на то, что считаю действительно важным.
Всегда есть исключения.
Я остался у Даны на день. Остался, воспользовавшись ее гостеприимством и презрев собственные убеждения. Остался, как мальчишка, которого поманили пальчиком, пообещав конфетку…. Или свежепойманный обед. Я знал ее три тысячи лет. И никогда она не смотрела на меня так, как сегодня. Как это называется? Дать надежду? Ложную надежду – я видел это в ее глазах. И все равно остался.
Авиэль сказал бы, что я идиот. Возможно, это правда, но сейчас мне плевать. Что-то подсказывало, что с Даной никогда не повторится то, что я когда-то пережил. С другой стороны, отношения с ней – это любовь к вулкану, а я порой так любил покой и тишину. С третьей стороны – а кто, собственно, говорит об отношениях? Что сказал бы Ариман, я не знаю. Но вряд ли он ответит мне на подобный вопрос. Даже не хочу представлять возможный разговор
о ней
. Все слишком зыбко. Мы попали в зыбучие пески и не можем выбраться. Она – из своей тоски, опьяненная свободой и забывшая про все на свете. Я – из призрачной надежды, послушный, как малец, одному ее взгляду.
Закрыв глаза, я прислушался. Я слышал
ее
. Интересно, сейчас она тоже примет меня в ванной? Стало смешно. Хотя, возможно, это был бы грустный смех. У меня было очень мало времени, но я готов просидеть здесь до заката мира, ожидая, пока хозяйка салона снизойдет до разговора со мной. Или, быть может, не только разговора.
Снова улыбка. На этот раз, злая. Кто бы мог подумать? Идея зайти к ней уже не казалась такой невинной, как изначально. Хотя кого я обманываю? Я знаю, к чему все это приведет.
Пикантность ситуации заключалась в том, что я должен поехать к Винсенту и вручить ему очередное письмо Магистра. Не передам радость, которую я испытываю от осознания того факта, что каратель не сможет прочитать мои мысли.
Дана вошла в гостиную, поигрывая поясом легкого, но длинного халата. Она не потрудилась надеть
– Доброе утро? Или вечер? Как спалось, Киллиан?
Кокетка.
– Я не спал. Но отдохнул. Спасибо тебе.
– Как тебе… хм? Ужин?
Дана опустилась напротив меня в кресло, безапелляционно положив ногу на ногу. Ужин? Какой, к черту, ужин? Сейчас я не хотел думать об ужине. Кокетка.
– Прекрасен и свеж, – усмехнулся я, глядя ей в глаза. Ее взгляд ответил мне обещанием. Нет. Ну, какого черта я пришел сюда вчера? Впрочем…
Я подошел к ней, опустившись на одно колено. Это не был жест галантности. Скорее, мне просто хотелось заглянуть ей в глаза с этого ракурса и завладеть ее рукой. Как минимум. Что я и сделал, не пряча улыбки. Она сводила с ума. Я не мог воспринимать ее как друга или как стороннее свободное существо. Она никогда не стала бы моим другом. Мы из разного теста, из разных миров. Я старше, занимаюсь тем, о чем ей даже слушать не интересно. Она сильна и дика. И все же к ней тянуло. Впрочем, не мог назвать ни одно существо из Ордена, которое не мечтало бы провести с ней хотя бы вечер. Мне нравилось делать ей подарки. Иногда. Ни к чему не ведущие. Просто так – от хорошего настроения. Увидеть ее улыбку. Но никогда не видел, чтобы кому-то делала подарки она.
А под утро она действительно привела мне «ужин», хотя я и оказался сначала. Как это мило. И необычно. Волнующе. Я ожидал это от кого угодно. Но только не от Амазонки Даны.
Дана смотрела мне в лицо. Она не улыбалась. Ее глаза расширились, губы приоткрылись. Мне не нужно было пытаться прочесть ее мысли, чтобы понять ее желания. Она потянулась ко мне, сжав тонкими пальцами мою руку, приблизившись к моему лицу. Я освободил ладонь. Положил руки ей на плечи, слегка их сжав. Теперь я уже стоял на коленях, выпрямившись и глядя ей в глаза. А в них уже мольба. Мы молчали, тяжело дыша, почти физически ощущая черту, на которой стоим. Я никогда не касался ее. Никогда не целовал. Мучительно захотелось ощутить на своих губах вкус ее поцелуя.
Я криво улыбнулся и, подавшись вперед, прикоснулся к уголку ее губ. Мне они казались теплыми, почти горячими. Я знал, что она почувствовала – всего на мгновение – холод. Я был старше ее больше, чем на две тысячи лет. Я стар. И холоден.
– Киллиан…
Я заглушил ее слова поцелуем. Страстно. Властно. Так, как – увы и ах – давно хотел. Дана напряглась и тут же расслабилась в моих объятиях, отвечая на поцелуй. Черт побери, она меня с ума сводит. Я оторвался от нее, тяжело дыша, не убирая руки с ее предплечий. Шелк холодил, хотелось его сорвать… порвать на мелкие клочки и выбросить, освобождая ее от совершенно неуместного здесь… О, Дана!
– Ты уверена, что…
На ее лице появилось откровенно издевательское выражение.
– Только попробуй сказать, что ты меня не хочешь, Киллиан, я оторву тебе голову!
Я замер на мгновение, глядя в ее пылающие глаза. Опомнившись, стащил ее с кресла, прижав к ковру всем телом. Она замерла подо мной, но почти сразу обняла руками и прижала к себе, легко целуя в шею.
– Дэйна, ты не представляешь, что я с тобой сделаю!