Прикосновение полуночи
Шрифт:
– Ради нее мы пожертвуем жизнью.
– Охранники президента тоже клянутся пожертвовать ради него жизнью, но они ему не принадлежат. – Репортер подчеркнул голосом слово «принадлежат».
Дойл наклонился еще ниже, с продуманной естественностью опершись на спинку моего кресла. Я оказалась будто в раме из его тела. Камеры взорвались вспышками, снова ослепив меня, и я позволила себе прислониться к Дойлу – частью ради картинки, а частью потому, что мне это нравилось.
– Видимо, я оговорился, – сказал Дойл, а мои рождественские краски засияли еще ярче рядом с его чернотой.
– Вы занимаетесь сексом с принцессой? – спросила женщина-репортер.
– Да, – просто ответил он.
Тут они
– Холод, а вы спите с принцессой?
Дойл отступил назад, пропуская Холода к микрофону, хотя я предпочла бы, чтобы он этого не делал. Храбрости Холоду хватало, и он подошел и склонился над микрофоном, надо мной. Но Холод играть на камеру не умел. Лицо у него оставалось надменным, прекрасным и на вид спокойным даже под прицелом теле– и фотокамер. Он всегда считал, что играть на публику – ниже нашего достоинства, но теперь я знала: за этим утверждением – не высокомерие, а страх. Фобия, если угодно, боязнь камер, репортеров и толпы. Он нагнулся несколько скованно и сказал:
– Да.
Вряд ли для кого-нибудь из них это было новостью. Было объявлено, что я вернулась к фейри в поисках мужа. Сидхе не слишком плодовиты, так что знатные сидхе заключают браки только в случае зачатия ребенка. Мы с королевой уже объяснили это на другой пресс-конференции, во время моего первого визита домой. Но стражей тогда к микрофонам не пустили, и что-то в том, что стражи признали факт секса публично, возбуждало интерес прессы. Как будто от этого признания клубнички добавлялось.
– Вы оба занимались сексом с принцессой одновременно?
– Нет. – Холоду удалось не скривиться.
Нам повезло, что репортер не спросил, не спали ли они со мной одновременно. Потому что ответ был бы положительным. Фейри часто спят одной большой кучей, как щенки. И не всегда из-за секса, чаще ради ощущения безопасности и уюта.
Он отступил к стене, напряженный и раздосадованный, а репортеры продолжали закидывать его пикантными вопросами. Выручила Мэдлин:
– Господа, господа, наш Убийственный Холод чуточку стесняется микрофона. Выберите кого-нибудь еще.
Они так и сделали.
Они выкрикивали имена и вопросы. Двое-трое из стражей ни разу в жизни не сталкивались с прессой, и не знаю, смотрели ли Адайр или Готорн вообще хоть раз кино или телевизор. Они оба были в полной броне, при этом латы Адайра казались то ли золотыми, то ли медными, а броня Готорна переливалась густо-алым – металла такого цвета вообще на земле нет. У Адайра латы были металлические, у Готорна металлическими только казались, а из чего они были сделаны на самом деле, я не знала. Что-то магическое. Оба воина предпочли не снимать шлемы. Адайр, наверное, потому, что королева обкорнала его волосы в наказание за попытку увильнуть от моей постели. Волосы Готорна по-прежнему спадали роскошными черно-зелеными локонами до самых щиколоток. Не знаю, почему он остался в шлеме. Они оба должны были буквально вариться под светом прожекторов, но, надев шлемы, они в них и останутся, пока не упадут в обморок. Ну, Адайр точно останется, насчет Готорна мне трудно было сказать. Что такое фотоаппарат, они знали, потому что королева была без ума от своего «Полароида», но за этим исключением они современной техники в глаза не видели, сидя взаперти внутри холма. Мне стало интересно, что они чувствовали, когда их бросили на растерзание львам в облике репортеров. На лицах ничего не отражалось. Они были Воронами королевы, они умели прятать чувства.
По счастью, к ним никто не обратился – наверное, потому, что никто их не знал.
В конце концов Мэдлин выбрала вопрос и жертву.
– Брэд, у вас вопрос к Рису.
Репортерша встала попрямее, а остальные опустились на стулья, как разочарованно поникшие цветы.
– Рис, как оно было – работать настоящим детективом в Лос-Анджелесе?
Рис стоял довольно далеко, почти на краю помоста.
4
около 168 см.
Рис всегда обожал «фильм-нуар», и журналистка явно это припомнила. Профессионально; мне понравилось.
Рис оперся рукой о стол, а другой обхватил мои плечи, как это делал Дойл. Но Рис лучше умел играть на камеру, потому что делал это дольше. Он снял шляпу и встряхнул волосами, рассыпав по плечам густые белые кудри.
– Это было прелестно.
– Как в кино? – предположил кто-то.
– Порой да, но не очень часто. Под конец мне больше приходилось работать телохранителем, чем сыщиком.
Следующий вопрос был интересней.
– Ходили слухи, что кое-кто из звезд, которых вы и другие стражи охраняли, желал больше тела, чем охраны?
Ответить было нелегко, потому что очень многие клиенты просили или выражали готовность к сексу. Стражи либо «не замечали» предложений, либо отказывали. Так что, формально говоря, отвечать следовало положительно, но в этом случае всеми звездами и звездочками, которых охранял Рис, завтра же занялась бы «желтая» пресса, и это случилось бы по нашей вине. Наш бывший босс, Джереми Грей, такого не заслужил. Как и наши клиенты. И после этого нужные клиенты перестали бы обращаться в агентство Грея, зато нахлынули бы не те, что надо, – и обманулись бы в своих ожиданиях.
Я наклонилась к микрофону и сказала с намеком:
– Боюсь, что Рис был слишком занят охраной моего тела, чтобы обращать внимание на чьи-то еще тела.
Это заслужило мне общий смешок и отвлекло репортеров. Мы вернулись к обсуждению секса между нами, а об этом мы могли говорить спокойно.
– Рис хорош в постели?
– Да, – улыбнулась я.
– А принцесса?
– Очень.
Вот видите, как легко отвечать.
– Рис, вы когда-нибудь делили постель с принцессой и кем-нибудь еще из стражей?
– Да.
Тут репортеры сорганизовались. Первый попытался спросить, с кем, но Мэдлин заявила, что он уже задал свой вопрос. Тогда этот же вопрос задал следующий, кого она выбрала:
– Рис, с кем вы делили принцессу?
Рис мог бы уклониться от ответа, но решил сказать правду, потому что почему бы и не сказать?
– С Никкой.
Объективы и всеобщее внимание обратились на Никку: будто львы углядели новую подраненную газель. Эта конкретная газель была шести футов ростом, с коричневой кожей и роскошными прямыми и густыми каштановыми волосами, спадавшими до пят. Волосы подхватывал только тоненький медный обруч. Выше талии Никка был обнажен, если не считать расшитых золотом подтяжек, которые украшали его грудь и подчеркивали не сразу заметный желтый рисунок на коричневой ткани брюк. Спереди на брючном ремне висели два девятимиллиметровых пистолета – потому что никто не придумал, как надеть на Никку наплечную кобуру, или доспехи, или хотя бы мечи, не повредив его крылья.