Прикосновение
Шрифт:
И по тому, как бледнеет Верховный знающий, понимаю, что он ничего не знал. Он сам растерян. Так, хорошо, наглеем дальше. - Вот ты, вы, что есть мыльный пузырь, пешка, нулик?
– обращаясь к нему, опять щелкаю пальцем.
– Ответить мне. Почему Волховёр - не знать, Верховный - не знать, а этот знать? Я хочу получить, брать, доставать ответ. Вы понимать меня? Слов не находить! Я не готовить.
Верховный добр, умен, и самолюбив. Еще никто и никогда не разговаривал с ним подобным образом. Он сбит с толку. Значит, есть возможность проскочить мимо его острой наблюдательности. Ведь вполне может меня узнать. Хотя на себя, ту, я и не похожа. Верховный поворачивает голову и смотрит в глаза "другу":
– А ведь, правда, с чего вы взяли, что здесь должна быть Майдари?
Повисает тишина. Глазки Держателя Правды начинают бегать. Он не ожидал такого поворота. Он сбит с толку. Интересно, что он сейчас выдаст? Соврать не сможет, посох не даст, значит, сейчас ляпнет правду. И...
– Я действую по просьбе Смия, Элиина и Фана - говорит он.
– Они мне сказали встретить Майдари, которая должна сегодня вернуться. Я увидел тень, мелькнувшую около Первозданного портала, бросился за ней, но потерял. А потом мне сказали. Что какая-то чудная женщина вошла к Тагару. Я подумал... Я не осмелился... Но Майдари могла причинить Волховёру вред, он же ее убийца...
Сбоку раздался стон Тагара, а на меня накатила ярость.
– Слушать! Внимать!
– закричала я - Лунный мир нет правителя? Здесь править Фан, Смий, Элиин? Вы никто? Пусто? А пусть этот, - тычу пальцем в правдодержателя, скажет, - откуда брать эта штучка.
Я вытягиваю руку и показываю браслет. Я хорошо в тот миг помнила, что все браслеты должны храниться в специальной комнате, ведь их делают с установкой прямого контакта с психикой его владельца. И право взять его оттуда имеет только один человек, Верховный знающий.
Бедный Верховный уставился на браслет, как, если бы преступнику, уничтожившего труп, представили вполне здравствующего покойника.
Чувствуя, что перешла все границы, и что надо ковать пока горячо, и меня не раскусили, стыдясь повернуть голову и встретиться взглядом с Тагаром, я начинаю нести охинею:
– Майдари здесь, тут, ваш мир нельзя. Она прийти - много покойников, - я схватила себя за горло и высунула язык, чтобы показать, что такое покойник, - Ее звать. Она не хотеть, не желать, она просить, призывать меня. Я прийти сказать, вещать. Меня понять?
– Но, почему?
– Верховный всегда отличался сообразительностью и умением взять себя в руки, - если есть такая возможность ее вернуть. Это было бы хорошо. Она столько сделала для науки. Ее исчезновение для нас было большим ударом. Она хорошая девочка, добрая, она не может причинить никому вреда.
– Вреда?!
– я лихорадочно ищу причину невозможности пребывания Майдари в этом мире, и не нахожу ее, и тут натыкаюсь взглядом на Мараша. Прости друг, ты хороший человек, но и я хочу жить.
– Мараш, выйти два шага, - приказываю я.
Маленький человечек с грустными глазами вздрагивает, но делает несколько шагов вперед, и останавливается, со страхом глядя на меня.
– Ты должен сметь сказать, сообщить, кто быть последний разговаривать с Советником, потом он заболеть?
– бедный Мараш опускает голову и сжимает губы, он не скажет. Он любит Советника, как нянька неразумное дитя. А я продолжаю избиение младенца. - Он не мочь, он дать слово. Я мочь. Я не дать слово. Там быть Майдари. - гордо сообщила я. Где-то сбоку охает тихонько Тагар, и слышится его шёпот: - Не надо!!! Не говори!!!
Но меня уже несет дальше. И откуда чего берется? Никогда не думала, что во мне столько артистизма? Обычно я не люблю быть в центре внимания, мне все время хочется забиться в угол, спрятаться и тихонько сидеть, как крабу в своей раковине. Но сейчас...
– Советник ее звать, она приходить, они говорить, она уходить, он заболеть. Он выжить. Она пройти цикл. Третья планета. Хаос. Разрушение. Флюиды впитать в Майдари. Смий - сильный, но болеть, и жить. Вы нет. Вы все - покойник, труп, мертвец. Я все сказать. И еще, хотеть, желать вещать. Нельзя забывать, упускать из виду, Волховёр и Верховный, вы - отец. Люди - дети. Опасность! Смерть! Вы спасать! Так есть всегда. Смий - Советник. Смий давать советы, вы думать, - я представила палец ко лбу, чтобы всем стало понятно, как надо думать, - и решать, принимать, не принимать. Теперь все сказать. Мне уходить. Время.
К своему удивлению, в течение всего времени моей столь информативной речи кристалл горел белым огнем. Неужели, правда, то, что если я вернусь, за мной по пятам будет ходить смерть? И почему у меня нет другого чувства кроме стыда? В принципе я не врала, я говорила правду, и только правду. Посох подтвердил. Отчего в душе так скверно, пусто, и стыдно? Даже сейчас, когда пишу эти строки, и, вспоминая произошедшее, в душе поднимается не страх, а ведь я была так близка от смерти, если бы только они меня узнали, а стыд? Кто может понять женщину?
– Подождите, - Верховный делает шаг мне навстречу, - Вы сказали, что вас прислала Майдари? И она согласна остаться там, где она сейчас находится, чтобы только спасти всех нас? Я правильно вас понял?
– Да, - вырвалось у меня, - Она любить детей, - провела рукой полукруг вдоль толпы очумевших людей, - Она спасать СВОИХ детей, - бросила взгляд на Тагара, его невыразимая мука в глазах, подергивание уголков губ смятением отозвались в сердце, хотелось оправдаться - Надо простить, Волховёр. Надо понять. Ради детей!
И тут вваливается мой размороженный идеал мужской красоты. Он пробирается через толпу. Хорошо, что штаны одел. Взгляд все такой же растерянный и обиженный.
– Вот, эта мужская женщина. Разбудила меня, - голосит он.
– Мне обещали, что меня разбудит Майдари. И мы будем вместе. Я люблю ее, она любит меня! Где Майдари? Почему эта...
– Молчать!
– Заорала я, пытаясь криком заглушить лепет молодого красавца. Все замерли в ужасе. А я щелкнула опять пальцами.
– Я хотеть тихо! Я говорить. Майдари никогда не любить его, - и опять ткнула в растерянного мальчишку пальцем.