Прикованный к красному ядру
Шрифт:
— Вы хорошо стреляете, месье?
Голос был неприветливый. Грин увидел мальчонку лет десяти в коротких штанишках, нарядно одетого.
— Я никогда еще не видел человека, который бы хорошо стрелял! — сказал он с некоторым вызовом.
Грин улыбнулся, оглядывая магазин. Хозяин лавки, одетый с иголочки, с важным видом обслуживал молодую даму с сухой кожей и поджатыми губами. К своим бакалейным покупкам она добавила Библию.
— Три новых семейства только за эту неделю, месье Котч, — произнесла она, чуть разжимая свои тонкие губы. — Фактически девятнадцатые в нашей конгрегации. Мы надеялись…
Грин больше не слушал. Взгляд его вновь остановился на мальчишке. У того была извиняющаяся улыбка.
— Это мама, — объяснил он со вздохом.
Затем с завистью поглядел на «винчестер», и лицо его вновь оживилось.
— Вы уверены, что стреляете неважно?
Грин колебался, посмеиваясь, потом слегка отодвинул мальчишку.
— Гляди, парень!
Он подпрыгнул, сделал пируэт в воздухе и, нажимая на спусковой крючок винтовки, вскинутой к плечу, и быстро передергивая затвор, стал палить по воображаемым врагам. «Винчестер» щелкал вхолостую. Сидевший на полу у прилавка мальчишка широко открыл глаза.
Привлеченные шумом, продавец и клиентка обернулись и взглянули в глубину лавки.
— Это что, необходимо? — ядовито спросили поджатые губы.
Грин застыл:
— Может, и нет, но чертовски забавно.
Чопорное лицо сделалось еще высокомернее.
— Месье, — заявила дама, — ваши уста богохульствуют!
— А, дерьмо это все, — сказал ей Грин и направил на нее «винчестер». Дама с оскорбленным видом повернулась к нему спиной. Грин пожал плечами и прислонил оружие к прилавку. У него чуть было не испортилось хорошее настроение. Но тут он заметил в углу серые шапочки — маленькие, похожие на луковицы, смешные колпачки, которые носят на Восточном побережье. Грин схватил ту, что была сверху. Нацепив ее на голову, он посмотрелся в зеркало. Ему было весело.
Торговец забеспокоился, извинился перед покупательницей и подошел к Грину.
— Чем могу быть полезен? — спросил он раздраженным тоном.
Грин молчал. Он бросил шапочку на стол и стал рассматривать дорогие модные вещи, развешенные на плечиках.
— Что-то я тебя не знаю, — заметил торговец. Чувствовалось, что в нем нарастает глухая злоба. — Ты когда-то здесь жил? На холме?
Грин приложил к себе костюм и полюбовался в зеркало. Затем повернулся к своему сердитому собеседнику. Тот сказал:
— Я должен быть настороже. Это ты был со стариком несколько недель назад, не так ли? Скажи-ка мне одну вещь! Почему вы хотите, чтобы этот город оставался как двадцать лет назад, отставал на двадцать лет, а?
Он размахивал пальцем перед носом Грина, глядевшего на него с презрением. В это время с улицы донеслись громкие голоса. Большая толпа весело и шумно горланила, неся плакат, на котором яркими красками было написано: «Цветущие холмы».
— Тебе нечего жаловаться, — заметил Грин, — как говорится, цивилизация пришла.
— Это великий день для такого местечка! — твердо заявил торговец. — И шаг вперед для всей страны.
Грину стало тошно. Он бросил костюм, который рассматривал, и стал искать другой. Торговец подобрал костюм со злобной гримасой.
— Ты что-то имеешь против перемен? — спросил он ехидным тоном.
— Смотря кто меняет и что.
Грин бросил на пол другой костюм, продолжая рыться в вещах. Торговец был уже вне себя от гнева.
— Надеюсь, тебе есть чем платить, — сухо сказал он.
Толкнув его, Грин положил костюм, который выбрал, на модную шляпу и бросил через плечо тяжелую золотую монету. Торговец схватил ее на лету, как обезьяна, попробовал на зуб и вытащил из кармана большой матерчатый кошель. Грин тем временем сложил костюм в длинный сверток. Шляпа исчезла. Молодой человек беспечно повернулся, взял горсть мятых купюр — свою сдачу, которую протянул ему торговец.
— У тебя таких много, а, Котч?
— Чего? — спросил торговец.
— На этот раз, — усмехнулся Грин, — тебе меня не надуть.
10
Ночь. Поезд тянется в Сан-Антонио и дальше, через границу и Рио-Гранде, к Монтре и Сент-Луис Потоси, к Мексике. Плохо освещенные вагоны набиты шахтерами, ковбоями, угольщиками. Картежники с тонкими пальцами протискиваются в толпе. То тут, то там затевается игра. Играют в очко, в покер, в «черного Джека». Дым, шум, духота. Человеческие испарения, табак, ругань. Стук колес, грохочущих по рельсам.
Два человека продвигались по вагону. Один высокий, вызывающе одетый, низко на бедре висит револьвер. Другой поменьше, с помятым лицом. Он беспрерывно теребил ружье с нарезным стволом, которое держал в руках. У обоих было угрюмое выражение лица. Они только что проиграли в очко последние доллары. Они отказывались признать себя побежденными — это просто неудачная полоса. Надо ее преодолеть, и они оба разбогатеют, даже не успев проехать Сан-Антонио.
Глаза их шныряли в поисках какого-нибудь простофили. Тут и там слышался пьяный храп, виднелся разинутый рот. Человек с револьвером и человек с ружьем залезали тогда в карманы, но тщетно. Кто-то другой давно уже прошелся здесь. Что до тех пассажиров, которые не были захвачены игрой и не пьяны, то к ним лучше было не приближаться.
Человек с ружьем заметил наконец желанную добычу: в углу вагона дремал хорошо одетый человек в шляпе, надвинутой на глаза. Он был одет по моде Восточного побережья. По всей видимости, неопытный простофиля, которого ничего не стоит запугать. Они окружили его и довольно бесцеремонно растолкали. Простак едва пошевелился.
— У вас не будет пяти долларов в долг?
— Вы шутите! — сказал простак, не решаясь двинуться..
— Ровно пять долларов. Давай…
— Конечно, — добавил человек с ружьем, — если вы не хотите дать нам в долг…
— Я не хочу давать вам в долг, — отрезал простак.
— В таком случае, — сказал малый с револьвером, — мой друг и я, мы должны дать вам понять, как вы рискуете, путешествуя в этом поезде вот так, в одиночку…
Он усмехнулся, довольный этим выражением. Простак, должно быть, понял, потому что протянул приятелям пятидолларовую бумажку.
— Держите, — сказал он. — Вы меня пугаете!
Два игрока, удовлетворившись, вернулись к своей партии в очко. Проиграли. Вернулись к простаку.
— Не дадите ли нам в долг еще, приятель?