Прикус смерти
Шрифт:
Десна над клыками нещадно засаднила. Заботливая вампирская природа готовила для него оружие, способное разодрать чужую глотку и добраться до тёплой, солоноватой, густой живительной влаги.
Первый раз, когда у него полезли клыки, Мирон запаниковал. Они были не такие миниатюрные и аккуратные, как в кино. Шесть здоровенных зубов (четыре сверху, два снизу) за считанные минуты вылезли поверх собственных, исказив лицо оскалом бешеной собаки. Мир тогда решил, что это навсегда. Думал даже, как эту дрянь выбить, не задев родные коренные, но крайние меры не понадобились.
Но сейчас они настойчиво лезли наружу. Болезненно и мучительно, из-за низкой регенерации, но неотвратимо. И запихать их назад могли лишь пара добрых глотков крови. Которая осталась в холодильнике, в квартире Германа. Которая билась в венах соседа по палате…
Желудок скрутило болезненным спазмом, и Мирон закашлялся, чувствуя вкус подступающей к горлу желчи. Последняя фаза была близка как никогда. Фаза отключения контроля. Нужно было срочно что-то предпринимать, иначе что-то древнее и голодное выкинет Мирона из собственного тела и устроит бойню в отдельно взятом отделении городской больницы.
Почти ничего не соображая, Мир сполз с кровати и, держась за стены, попл"eлся к выходу.
Медсестра на посту смерила его настороженным взглядом, вышла из-за своей стойки и засеменила навстречу.
– Что случилось? Вам плохо?
Мирон, который собирался просить о немедленной выписке посмотрел в её встревоженные глаза и вдруг понял, как выглядит со стороны. Бледный, весь в испарине, дрожащий. Если он заикнётся сейчас о чём-то вроде выписки, его, скорее всего, примотают ремнями к койке и накачают успокоительным.
Он помотал головой и еле слышно просипел, что просто идёт в туалет. Постовая медсестра поджала губы, колебаясь, стоит ли отпускать такого болезного пациента одного, но всё же указала рукой в сторону искомого помещения.
Нарастающая паника накатывала тошнотой. Мирон ввалился в туалет, едва не вышибив плечо из сустава о дверной косяк. Шатаясь, подошёл к окну, дёрнул ручки и высунул голову навстречу ночной прохладе.
Второй этаж. Окна выходят на тихий задний двор. Высоковато, но тело, жаждущее пищи, выбросило в кровь столько адреналина, что даже боль в груди отошла на задний план.
Если сломает ногу, организм подлатает. Из последних сил, вытягивая жизнь из собственной крови, но даст добрести до безопасного места. А там хоть камни с неба.
Голые ноги царапнуло плохо ошкуренное дерево подоконника. Мир сел, перевесив ноги через оконную раму и вдруг подумал, что второй раз за последние несколько дней ведёт себя как чокнутый суицидник. То свешивается с моста, то прыгает из окон.
Хихикнув, Мирон оттолкнулся и полетел вниз.
Часть 2
Холодный воздух слегка прочистил мозги. Ночная улица, свежая после недавнего дождя, была пустынна, отчего тугой жгут жажды, сдавивший голову, слегка расслабился. Слух, до сих пор обостр"eнный, ловил тихий шелест человеческих сердец, запертых в многоэтажных бетонных коробках, но они были далеки и недосягаемы.
Уже возле подъезда Мир осознал, что сбежал прямо в том, в чем был – босой, в мятой-перемятой футболке, в бриджах и с пустыми карманами. Ключи, паспорт, телефон… Всё осталось в больничной тумбочке. Балбес.
Легко взбежав по ступенькам, Мир толкнул подъездную дверь, которая, ожидаемо, оказалась открыта. Курящая и вечно теряющая ключи братия вела партизанскую войну с управляющей компанией и пока что побеждала. Поэтому магнитный замок девяносто процентов времени был безнадёжно сломан.
Мирон никогда не задавался вопросом, почему Герман снял квартиру именно в этом доме – сером и старом, расположенном в дешёвом, практически криминальном районе. У Вознесенского были деньги. Причём столько, что он мог позволить себе не работать, лишь изредка пописывая статейки в журналы различной паршивости. Для души, как однажды объяснил он. Конечно же, Мирон тогда ответил, что души у таких тварей как они (и особенно у такой, как Герман) нет, и разговор скомкался.
Ведущие на третий этаж ступени закончились быстро и Мир нерешительно остановился возле хлипенькой обшарпанной двери квартиры, уже год служившей ему домом. Осталось только решить, как попасть внутрь.
Глупая ситуация. Где-то на антресолях памяти нашарилась информация о том, что можно вызвать специальных людей, которые вскроют двери. Но эта идея была обречена на провал сразу по нескольким пунктам. Во-первых, у него не было телефона. Во-вторых, что-то подсказывало, что специальные люди притащат с собой ментов, а документов у него тоже нет. К тому же, с полицией на ближайшее время Мирон наобщался. В памяти всплыл холодный, пронзительный взгляд капитана Васильева и Мир по"eжился.
Застонав от безнадёги, он привалился к двери, глухо стукнувшись о неё лбом. Дверь, поставленная неизвестным гением так, что открывалась внутрь квартиры, неожиданно поддалась и Мирон с тихим вскриком шл"eпнулся на пыльный коврик прихожей.
Квартира встретила тишиной и затхлым душком. Хозяева отсутствовали всего несколько дней, а жильё как будто успело осиротеть и обветшать.
Мир запнулся о щегольские остроносые ботинки Германа и наткнулся взглядом на его плащ, висящий на вешалке. Всё выглядело так, слово старший Вознесенский вышел в магазин и скоро объявится на пороге, с ходу ворча насчёт очередной ноч"eвки беспутного отпрыска неизвестно где.
Небрежно вытерев грязные ступни о придверный коврик, Мирон попл"eлся на кухню, оставляя за собой цепочку отпечатков.
Герман всегда был очень организованным и запасливым. Помимо пакетов со свежей кровью, которые он таскал откуда-то стабильно раз в неделю, в морозилке всегда лежала пара пакетов плазмы.
Плазма была даже отвратительнее крови. Мутная желтоватая дрянь, не вызывающая ничего, кроме рвотных позывов. Но, как объяснил Герман, храниться она может довольно долго, поэтому незаменима в экстренных случаях, когда нужно срочно успокоить жажду.