Прилив. Книга 1. «РУТ»
Шрифт:
Вишня. Металл. Рыба.
Со мной ты кончишь!
Живанши
Почувствовала запах вишни (руки еще помнили прикосновение к ягодам), металла и немного, рыбы.
Розовое чудо! Такой же… только, ручной!
Толчок! Кровать, вторя, всхлипнула «ух-ух-х». Внизу, давно беспокоящее набухание, отозвалось щекоткой, скатилась большая тягучая капля.
***
Открыла глаза, увидела Эрика. Тот стоял на пороге. Смотрел,
– Рут, ты…
Она машинально сдвинула ноги, спрятала прибор за спину. Потом, передумала. Наоборот, посмотрела Эрику прямо в глаза, расставила ноги широко, как могла.
– Эрик? Скажи честно. Ты хоть что-то чувствуешь?
– Рут, ты?
– Чувствуешь или нет?
– Я…
– Ладно, пойдем.
Убрала «Розовое чудо» в коробку, взяла под мышку. Теперь он будет с ней. Везде и всегда.
Чудо, которое всегда с тобой.
Вот, так! Просто и понятно. Немного по-хэмингуэйевски. Но, главное, практично и без издевательств.
Выходя из спальни, увидела, что вторая черная книга, которую она швырнула, раскрылась и оказалась тетрадкой.
На открытой странице, вверху было написано «Дорогой дневник». Взяла, покрутила. Хотела вернуть, положить в тумбочку. Но, потом, передумала, тоже засунула под мышку, к Розовому Чуду.
Глава 4. «Дневник»
Милый Дневник!
Это история о том, как мы с Полом (это мой муж) приняли это ответственное решение и станем родителями.
Дальше много страниц слиплось. Перелистнула на вторую, не слипшуюся, треть дневника.
Дорогой Дневник!
Скоро самый прекрасный праздник. Тем труднее мне испытывать скорбь. Мне стыдно. И больно. Я ничего не могу сделать с собой. Хотя, как могу, скрываю от всех свое настроение.
Прошло уже шесть месяцев, с тех пор, как мы с Полом приняли это ответственное решение. Мы пытаемся. Он старается… я, как могу, тоже ему помогаю. Но…
Не стала читать после «но». И так понятно. «Но, не», «но, ничего», «но, отнюдь». Хотя, «но, отнюдь», скорее подошло бы для какой-нибудь городской девушки-сноба с вечным карамельным латте в быстро разлагаемом эко-стакане.
Нет. Хозяйка этого дневника была простой. Простушка Молли… ну, звучит как-то пошло. Просто, Молли… нет, слишком фамильярно. Молли, пусть будет Молли, без всяких эпитетов.
Представила, как крупный, но не толстый, Пол, с окладистой бородой и косматой головой, забирается в, предложенную ему, «рогатку» расставленных ног. Немного ерзает в начале, потом движения становятся более уверенными, даже строгими.
На ферме очень тихо, после заката. Слышен скрип кровати, на толстых ножках, и учащенное мужское «уф-уф-уф». Никто из них обоих не стонет, тем боле, не кричит. Это не для удовольствия! Все это – только для дела.
Достала Розовое Чудо, лизнула кончик «точно такой же, но ручной». Прибор сам лег в руку.
Снова представила Пола. Его большие руки, с закатанными рукавами рубашки в клеточку, пахнущие корой вишневых деревьев. Джинсовый комбинезон с кусочками соломы, застрявшей за отвороты карманов и шлеек. Огромные башмаки с коркой навоза.
Он входит в спальню и прыгает… Нет, не так. Пол тактичен. С начала, он умывается, снимает рабочую одежду.
И только потом, стыдливо входит в спальню. Ощущая важность свой миссии и ответственности решения. Молли ждет его. Она подготовилась. Прочитала пару страниц книги бытия, разогрела створки своей «ракушки» Розовым Чудом.
Пол погружается в расставленные ноги. Озирается, как будто проверяя, все ли в порядке. Наверное, так же деловито он осматривает упряжь или загородки от грызунов.
Все крепко? Все на славу!?
Да. Крепко-крепко… на славу, на славу. Да-да… добавляет усилий, кровать «трахаемся тремя поколениями» скрипит громче, натужней.
От этого, Пол немного смущается, замедляется. Дышит не так громко. Иногда еле слышны всхлипы той, что почти полностью укрыта складками одеяла, а видны только острые коленки худых ног.
Какой была Молли!? Судя по почерку, это была хрупкая девушка, с какой-то затаенной грустью. Что-то не давало ей спокойно жить, с самого детства. С Полом ей конечно, повезло. Хозяйственный, обстоятельный, добрый. Его жена – часть его. Хоть он и не совсем ее понимает. Но, всегда готов ее поддержать. Он готов забираться в расставленные ноги каждый вечер, точно по расписанию. Тридцать, пятьдесят лет… столько, сколько потребуется «в горе и в радости». Так же, как он готов проверять загородки от зайцев и сусликов, вокруг вишневых стволов, убирать кукурузу, наполнять бочку дождевой водой и поливать поле во время засухи.
Так делал его отец, дед… все поколения «Полов» так делали. Возможно, их даже всех, по мужской линии, звали «Пол».
Единственное, что отличает именно этого Пола… он искренне не понимает, почему его вечерняя деятельность не дает плодов. Саженец не приживается. Саженца вообще нет. Початок не вызревает. Кукурузный побег остается пустым, он не тяжелеет к осени, не одаривает их сочной медовой кукурузой ко дню урожая.
Нет! Ничего нет!
Это заботит Пола. Он, наученный фермерской жизнью, своей и прежних поколений, пытается решить это по-фермерски. Добавляет «прикорм». Возможно, даже пытается научиться новым видам возделывания «почвы».
Но, опять ничего не получается. Он злится. Ревет, как медведь. Молотит по подушкам, бросает покрывало. Трахается так, что ножки добротной кровати вот-вот подломятся.
Трахается, трахается, трахается…
Вокруг кровати валяется одежда. Клетчатая рубашка, джинсовый комбинезон с соломинками, ботинки с коркой навоза… а он все трахается, трахается и трахается. Не взирая на то, что Молли сложно дышать, ей больно, большой вес бьется и бьется в ее развернутые бедра, и нет никакой речи про удовольствие. Но, Пол не может это заметить. Он фермер. Он должен собрать хоть когда-нибудь урожай.