Шрифт:
В оформлении обложки использован фрагмент изображения из источника http://www.beyazperde.com/filmler/film-127661/fotolar/detay/?cmediafile=19195000
Часть 1. «Жить заново»
Глава 1. «Они это планировали?»
Они это планировали? Ни хрена они не планировали! Думали, возюкать будут еще лет тысячу. Тысячу лет, двадцать четыре на семь!
Починка электроники, скупка электроники, прачечные, кафетерии. Супермаркеты! Тележки, тележки, тележки… на пять футов, большие, десятифутовые с дурацкими
За-а-чем? Чтобы отдать по закладной? Уродство! Тупость! Из-за возюканья все это происходит.
Уже произошло! Прилив? Кто вообще придумал такое название? Какая-нибудь тупая сука «Би-Би-Си»?
Та-рам… та-ра-ра-рам… пам-па-пам-па-пам… – новостной блок прервался песней группы «Европа».
«Последний отчет»? Вы там издеваетесь!? Ба-а-м-с! – стукнул в панель. – Вам, что? Хорошо там? А? Бам-бамс-бамс… дерьмо двадцать четыре на семь?
***
Стрелки часов на панели «Интерепид» показывали, что он уже полчаса ждет, пока откроется отделение банка.
Какое же все дурацкое… – перевел спинку сиденья в горизонтальное положение, откинул солнцезащитный козырек. Хотя бы не смотреть на уродскую витрину, с которой улыбались ненастоящие люди ненастоящими улыбками, с совсем непохожей, на настоящих посетителей дурацкого банка, жизнью.
Идеально подстриженные, в новых костюмах, женщины с маленькими лакированными сумками. Черта с два! Большая часть придурков, которые возюкают здесь – как он. Лысоватые, одряхлевшие к сорока, с проблемными кишечниками и севшей, от сикс-пэков «Бад», печенью. Таких в голос называют «неудачники», в несвежих рубашках и стоптанных ботинках. Неудачники – почему-то, всегда косолапые.
Хватит! Что он еще мог сделать? Брать кредит за кредитом, которых с трудом хватало на покупку всякого дерьма. Дерьма в прозрачных и разноцветных пакетах. Обычных или сохраняющих температуру, с типом застежки «зип-лок». Дерьмо, которое кладут в разнофутовые тележки, катят их по полу… Возюкают! Вот, на что он тратил свою жизнь!
Вот, на что! На тележки, упаковки, банки и бутылки. Сгниют лет через триста, после того, как последний выживший говнюк, успеет внести по закладной. Идя по замусоренным улицам, обдаваемый воем сирен, оглядывающийся на жуткое граффити сатанинского толка, он, трясясь, минуя все эти ужасы, дойдет до последнего уцелевшего отделения, кое-как отсчитает купюры, протянет, наклонится перед маленьким окошком: Вот, пожалуйста…
Все, идите! – ответят изнутри.
Ни хрена они это не планировали! Заплати и сдохни! Вот и все. Возюканье в перерывах, чтобы было, чем заняться! На этом вечном тупом кладбище покойников с тележками.
ВО-ЗЮ-КА-НЬЕ! ПРЕ-КРА-ТИСЬ! ХВА-ТИТ! СТ-О-О-П!
***
Тик-тук, тик-тук… тик-тик-тик… – внутри сократилось и поплыло. Сжалось, напряглось, с трудом сделало еще один «тик-тук».
Сердце! – подумал, но заметил, что какофония «тик-тук» доносится из радио. Кажется, то переставало работать после «бамс-бамс-бамс».
Или… посмотрел на часы. Часы тикали, исправно показывая без пятнадцати девять.
Банк скоро отроется и ему… да, придется повозюкать. В последний раз.
Последний раз… последний… последний… – откинул голову
Тачка старая и в общем-то, дерьмо. Но, он любил ее за эти часы. Они были настоящими, со стрелками, ни с дурацким экраном, как у калькулятора. Хрен знает, от чего питалась их батарейка, но они ходили с того момента, как он сел в, уже тогда, продранное сиденье Додж «Интерепид», самого большого облома старины Ли1.
Уставшее дерьмо! – погладил морщинистое виниловое покрытие вокруг часов, – Бесполезное дерьмо. Как и я. Но… внутри как-то что-то тикает, да!
Прибавил громкость, «тик-тук» прекратилось. После «Последнего отсчета», продолжилась новостная дрянь.
Все, в один голос, на что-то жаловались. Больше всех, энергокомпании. Уроды, которые сидели в офисах не ниже пятидесятого этажа, а про закладные на дом вообще не слышали. Тем более, про второй и третий залог.
Эти самые ублюдки начали жаловаться раньше всех остальных. Еще раньше производителей всякого дерьма из супермаркетов. Жаловаться, стонать, ползти в «Овал»2, просить, потом требовать.
Но, нет! Нет, нет, нет… на этот раз, ничего не получите! «Овал» в такой же жопе, как и вы, ребята! О, да… Прилив! Он пришел за всеми!
Эй, вы! Кто на этом сраном пляже!? Никто не спасется!
***
Тик-тук…
Почти девять, если часы не врут. Сейчас откроется банк для лысых косолапых неудачников. А значит, надо быть бодрячком. Последнее возюканье!
Получить хоть что-то. Затариться дерьмом, которое окончательно разрушит его кишечник, обертки которого будут гнить еще лет триста. Но, на этот раз он знает, и эта мысль греет: отдавать он ничего не будет!
Ни-ко-гда! Прилив, ребята! Забудьте про возврат инвестиций.
Эй, вы! Дерьмо на пляже!?
***
Сука-бамс, сука-бамс, бамс-бамс-бамс… – лупил в панель, стараясь не попадать по часам. – Сука! Заляпал рубашку! Сука… когда-когда-когда…
Рядом с воротником увидел два «огурца». Рубашка и так была мятой. А тут… как теперь идти? В мятой, в слюнях? Забрать деньги, обнулить, без того, перезаложенный кредит? Нет! Такому деньги не дадут даже под триста процентов.
***
Вышел, кое-как открыл багажник. Смятые коробки, куски протухшей еды, которые завалились из-под дыр в заднем сиденье. Ни одного «конверта» с новой магазинно-глаженной рубашкой.
Джордж, кто бы мог подумать!?
Дерьмо! – закрывая, руку оцарапал о замок. Виктор кое-как закрепил личинку, кнопка сразу сломалась.
– Тачке двадцать лет, бро! – жадный словацкий ублюдок почему-то все время добавлял «бро». Наверно, чтобы не выглядеть чужаком в сервисе, полном черных и латиносов.
– Еще послужит, бро? – Джордж не хотел спорить, «Интерепид» нужен был этим же вечером.
– Надо чинить, бро… это есть, опасно ездить так, бро, потому есть…
– Позже? – оборвал Джордж, чтобы тот не начал зачитывать длинный список про всякие штуки, название которых он все равно не понимал. И, стоящие столько, что ему все равно никогда не купить.