ПРИЛИВ. Книга 2. «Джордж»

Коста Алекс

В прошлой жизни. Но, не сейчас.

Когда поднялся в спальню, увидел «гольфистов», как он их назвал.

Женщина была одета в бежевые брюки с аккуратными сборками на талии, рисунком в мелкую клеточку, в рубашку-поло, с длинным рукавом. Рукава скрывали, во что превратились ее руки. Точнее, во что они не превратились. Вместо них, Пустота.

Мужчина был

одет похоже: брюки и поло. Одна из его брючин задралась, из-под замшевых ботинок, выглядывали носки в тонкую разноцветную полоску, не облегающие, а провалившиеся. Пустота!

Девочка лет семи-десяти (точно не определить, из-за Пустоты), была одета в платье-прямоугольник. На ногах высокие носки (всегда забывал название таких), мокасины на кожаной подошве. Не понятно, за что те держались, вместо ступней и лодыжек, у нее осталось что-то, похожее на обугленные прутики. Пустота.

Раньше на такие семьи равнялись. Что там… выплатить по закладной. Они даже не возюкали тележками! Предпочитали обедать вне дома, в магазине обходились маленькими пакетиками из коричневой бумаги, куда им, на кассе, складывали всякую дорогую ерунду.

Дурацкими пакетиками! Не брали в руки тележек! Не брали, не брали, не… – он кричал, выбегая из дома «надежность и открытость», прыгая по ступенькам правой части «лестницы-шарфа».

Отбежав, переведя дыхание, понял, что в его словах больше отчаяния, чем злости. Семьи, не пользующиеся закладными, – всегда были каким-то недостижимым ориентиром: где-то есть, но никак невозможно.

Ориентиров больше нет. – понял он. – И не будет.

***

Раньше, он иногда представлял «как это будет», думал, что мир превратится в «однопроцентный» клуб. Наркотики и насилие, никакого кэшбэка. Но, мир стал пустым, превращался в Пустоту.

Кто-то становился пустым не сразу. Постепенно. С ними было еще сложнее. «Шлепки» – так он их называл. Жестоко, зато правда.

Чем дальше он шел, тем больше было «шлепков». Трущиеся подошвы, сиплое дыхание, беззвучное покашливание и… вдруг, раз – шлепок. Звук, упавшего о твердую поверхность, тела, выделяющийся среди остальных,

шуршащих-стонущих «хх-шш-рр».

Шлеп! – значит, еще кого-то забрал Прилив. Теперь он принадлежит Пустоте.

На восьмиполосной магистрали, шлепков стало больше. Шур-шур-шур… – по асфальту, потом резкий, но негромкий крик, как будто, мячик вспороли, выпустили воздух. И, сразу за ним, – шлепок.

Шур-шур-шур… шлеп-шлеп-шлеп… – новые звуки, нового мира.

В начале, от каждого шлепка, он вздрагивал. Потом вздыхал, потом перестал обращать внимание, пока, в конце концов, не перешел в свое обычное состояние: бессильной злости и неуверенной раздраженности.

Шур-шур-шур… шлеп-шлеп-шлеп… и Пустота.

***

В один из дней, заметил, как что-то изменилось. «Шур-шур-шур… шлеп-шлеп-шлеп» почти прекратились. Странно, но, больше – страшно.

Пустота пришла за мной!? – остановился, оглянулся.

Увидел, что от целой толпы остались отдельные тени, стоящие рядом с отбойниками, раньше служившими, чтобы подвыпивший юный «футболист» с нескончаемым сперматоксикозом, не выскочил на встречное направление, помимо себя, убив еще несколько людей.

Теперь, эти стальные, прикрученные на огромные винты, полоски с установленными, раз в сто миль, световозвращающими значками, служили тому, чтобы идущие «шур-шур-шур» приваливались к ним, чтобы не пойти дальше. Основательность была явно избыточна для такой функции.

Шур-шур-шур… привалился, и… шлеп!

Совсем не смерть на встречке после бутылки текилы. Грустно, одиноко.

Скоро «шлепки» совсем прекратятся. – понял он, посмотрев на восьмиполосную с отдельными, единичными «столбиками» других идущих, и эта мысль вселила настоящую жуть.

***

– Парень! – Кто-то окрикнул его. Голос отличался от всхлипов, которые он слышал до этого.

– Эй ты, парень!

У дерева сидела старая женщина, с повязкой, плотно закрывающей глаза, наезжавшей на нос, с породистой горбинкой, заметной даже на расстоянии.

Конец ознакомительного фрагмента.