Приложения (Властелин колец)
Шрифт:
— Огромное полчище, — сказал разведчик. — У страха, конечно, глаза велики, но я говорил с опытными и хладнокровными воинами, и, по их словам, даже головной отрад орков во много раз больше всей нашей рати.
— Тогда поторопимся, — сказал Эомер. — Ту сволочь, которая встанет между нами и крепостью, перебьем с первого до последнего. А пещеры за Хельмовой Крепью забыли? Там, может статься, уже собралась не одна сотня воинов, и оттуда есть тайные ходы в горы.
— На тайные ходы надежда плоха, — сурово осек его конунг. — Саруман их небось давным-давно разведал. Однако ж оборонять
Арагорн и Леголас, по-прежнему рядом с Эомером, стали теперь передовыми. Понемногу с галопа перешли на шаг, темень сгущалась, а дорога вела все выше, прячась в сумрачных теснинах. Путь был свободен, своры орков мигом рассеивались, избегая малейшей стычки.
— Ох, боюсь, что о прибытии конунга с ополчением уже доложено Саруману или Саруманову главарю, да и точный счет нашим воинам известен, — угрюмо заметил Эомер.
А ратный грохот нарастал и нагонял их. Темнота полнилась многотысячегласым сиплым песенным ревом. Посреди излога, уже на высоте, обернувшись, они увидели бесчисленные факелы, красновато-огнистый ковер, расстилавшийся у горных подножий, и прерывистые огненные струи, всползавшие по склонам. Там и сям вспыхивали мрачные зарева.
— Большое войско идет за нами по пятам, — сказал Арагорн.
— Они несут огонь, — глухо отозвался Теоден, — и поджигают все на своем пути — дома, рощи и стога. Богатый край, благословенная долина, селенье за селеньем. Горе мне и моему народу!
— При дневном-то свете повернули бы мы коней и обрушились на поджигателей с высоты, — сказал Арагорн. — Не по мне это — бежать от них.
— Бежать осталось недолго, — заверил Эомер. — Вот-вот подъедем к Хельмовой Гати: там глубокий ров, надежный вал и до Крепи еще добрая лига. Развернемся и дадим бой.
— Нет, на оборону Гати у нас сил недостанет, — возразил Теоден. — Где нам, она длиннее лиги и въезд очень широкий.
— Въезд все равно придется оборонять — значит, нужна тыловая застава, — сказал Эомер.
Ни звездочки не было в безлунном небе, когда передовые конники достигли въезда над рекой по широкой дороге, спускавшейся берегом от Горнбурга к Гати. Из-за черного провала, со смутной высоты стены их окликнул часовой.
— Властитель Ристании ведет ополчение к Хельмовой Крепи, — отозвался Эомер. — Говорю я, Эомер, сын Эомунда.
— Мы такого и не чаяли, — молвил часовой. — Скорей заезжайте! Того и гляди, нагрянут орки.
Вскоре войско выстроилось за Гатью у реки, на пологом склоне. Взбодрившись, передавали из уст в уста, что Эркенбранд оставил в крепости изрядную дружину и ее немало пополнили беженцы.
— Пожалуй, наберется и с тысячу пеших ратников, — сказал старый Гамлинг, поставленный начальником низовой охраны. — Многие, правда, в чересчур уж почтенных летах, вроде меня, а у других, как у моего внука, молоко на губах не обсохло. Что слышно про Эркенбранда? Вчера говорили, будто он идет сюда с остатками отборной дружины Вестфольда. А нынче о нем ни слуху ни духу.
— Боюсь, что недаром, — сказал Эомер. — Дозорные наши вернулись ни с чем, а где ему быть? Всю долину заполонили враги.
— Худо наше дело, если он погиб, — молвил Теоден. —
— Три четверти вестфольдцев укрылись в здешних пещерах — стар и млад, женщины и дети, — сказал Гамлинг. — Но припасов все равно хватит надолго: туда согнали весь скот, да и кормов заготовлено в достатке.
— Это хорошо, — сказал Эомер. — Долину они выжгли и разграбили дотла.
— Разграбить Хельмову Крепь куда потруднее, это им дороговато станет, — проворчал Гамлинг.
Спешились у крепостной плотины и по гребню ее, а затем по откосу длинной вереницей провели коней к воротам Горнбурга. Там их тоже встретили с ликованием и новой надеждой — как-никак вдвое прибавилось защитников крепости.
Эомер быстро распорядился: конунгу с телохранителями и сотней-другой вестфольдцев предоставил оборонять Горнбург, а всех остальных разместил на Ущельной стене и Южной башне, ибо там ожидался главный натиск оголтелых полчищ. И там он был опаснее всего. Коней под малой охраной отвели подальше в ущелье.
Ущельная стена была высотой в двадцать футов и такой толщины, что по верху ее могли пройти рука об руку четверо, а парапет скрывал воинов с головой. На стену можно было спуститься по лестнице от дверей внешнего двора Горнбурга или подняться тремя пролетами сзади, со стороны ущелья. Впереди она была гладко обтесана, и громадные каменья плотно и вровень пригнаны, сверху они нависали, точно утесы над морем.
Гимли стоял, прислонясь к парапету, а Леголас уселся на зубце, потрагивая тетиву лука и вглядываясь во мглу.
— Вот это другое дело, — говорил гном, притопывая. — Насколько же мне легче дышится в горах! Отличные скалы! Вообще крепкие ребра у здешнего края. Как меня спустили с лошади, так ноги просто не нарадуются. Эх, дайте мне год времени и сотню сородичей — да никакой враг сюда после этого даже не сунется, а сунется — костей не соберет.
— Охотно верю, — отозвался Леголас. — Ты ведь истый гном, гном всем на удивленье, любитель горного труда. Мне-то здешний край не по сердцу, что ночью, что наверняка и днем. Но с тобою я чувствую себя надежнее, мне отрадно, что рядом эдакий толстоногий крепыш с боевым топором. И правда, не помешала бы здесь сотня твоих сородичей. Но еще бы лучше — сотня лучников из Лихолесья. Ристанийцы — они стрелки по-своему неплохие, но мало у них стрелков, раз-два и обчелся!
— Темновато для стрельбы, — возразил Гимли. — А если уж на то пошло, так лучше всего бы сейчас как следует выспаться. Честное слово, таких сонных гномов, как я, свет еще не видывал. Маятное дело эта верховая езда. И однако ж секира у меня в руках ну прямо ходуном ходит. Ладно уж, раз спать нельзя, давайте сюда побольше орков, было бы только где размахнуться — и сразу станет не до сна.
Время тянулось еле-еле. В долине догорали далекие пожары. Изенгардское воинство теперь надвигалось в молчании, огненные змеи вились по излогу.