Приложения (Властелин колец)

Толкин Джон Рональд Руэл

— Что ж, надо надеяться, Всадники покамест не нагрянут, — сказал Фродо.

— Конечно, конечно, надо надеяться, — поспешно поддакнул Лавр. — Тем более, будь они хоть сто раз призраки, в «Пони» нахрапом не проберешься. До утра спите спокойно, Ноб про вас слова лишнего не скажет, а мы уж всем домом приглядим, чтоб разные страхолюды здесь не шастали.

— Только на рассвете чтоб нас разбудили, — наказал Фродо. — Надо выйти в самую рань. Завтра, будьте добры, в полседьмого.

— Дело! Заказ есть заказ! — обрадовался трактирщик. — Доброй ночи, господин Торбинс, то есть, простите, Накручинс! А, да, вот только — где же господин Брендизайк?

— Не знаю, — мгновенно встревожившись,

отозвался Фродо. Про Мерри они как-то позабыли, а время было позднее. — Гуляет, наверно. Он сказал, пойдет подышит воздухом.

— Да, за вами глаз да глаз! — со вздохом заметил господин Наркисс, — Пойду-ка велю запереть все двери — когда ваш приятель, конечно, вернется, — пусть за этим Ноб приглядит.

Наконец хозяин покинул их, снова бегло прищурившись на Бродяжника и покачав головой. Шаги его в коридоре удалились и стихли.

— Ну как, письмо-то будешь читать? — спросил Бродяжник.

Фродо внимательно рассмотрел печать — да, печать Гэндальфа, бесспорно, — потом сломал ее. Лист был исписан скорым и четким почерком:

«ГАРЦУЮЩИЙ ПОНИ», ПРИГОРЬЕ.

Равноденствие, год по Летосчислению Хоббитании 1418-й.

Друг мой Фродо!

Меня настигли дурные вести. Спешу, времени совсем нет, а ты выбирайся побыстрее из Торбы: к концу июля, самое позднее, чтобы в Хоббитании и духу твоего не было! Вернусь, когда смогу, запоздаю — нагоню. Если пойдете через Пригорье, оставьте мне весточку. Трактирщику (Наркиссу) доверять можно. Надеюсь, в дороге встретите моего друга: человек высокий, темноволосый, зовут Бродяжником. Он все знает и поможет. Идите к Разделу — там-то уж наверняка свидимся. А не поспею — Элронд о вас позаботится и скажет, как быть дальше. Тороплюсь, прости —

ГЭНДАЛЬФ.

Да, к слову: не надевай его, ни в коем случае не надевай! Идите днем, ночью прячьтесь!

Еще к слову: когда встретите Бродяжника, будьте осторожны — мало ли кто может так назваться. По-настоящему его зовут Арагорн.

Древнее золото редко блестит, Древний клинок — ярый. Выйдет на битву король-следопыт: Зрелый — не значит старый. Позарастают беды быльем, Вспыхнет клинок снова, И короля назовут королем — В честь короля иного.

И еще к слову: надеюсь. Лавр не замедлит отослать письмо. Он человек как человек, только память у него — дырявое решето. Забудет — суп из него сделаю.

Удачи!

Фродо прочел письмо про себя, потом отдал его Пину и кивнул на Сэма: мол, прочтешь, передай ему.

— Да, натворил дел наш голубчик Наркисс! — сказал он. — Как бы Гэндальф и правда суп из него не сделал — и поделом! Эх, получил бы я письмо

вовремя, давно бы уже в Раздоле были. Но что же такое с Гэндальфом? Он пишет, будто собирается в огонь шагнуть.

— А он уже много лет идет сквозь огонь, — сказал Бродяжник. — Напрямик и без колебаний.

Фродо обернулся и задумчиво поглядел на него, припомнив «еще к слову» Гэндальфа.

— Почему же ты не сказал мне, что ты его друг? — спросил он. — И дело бы с концом.

— Ты думаешь? Я, положим, сказал бы, но верить мне надо было на слово, а что вам мои слова? — возразил Бродяжник. — Про письмо я не знал. Да и зачем же я-то буду вам говорить о себе: сперва с вами надо разобраться. Враг то и дело ставит мне ловушки. Я разобрался — и готов вам кое-что объяснить; однако же надеялся, — сказал он со странной улыбкой, — что вы доверитесь мне и без особых объяснений. Иногда просто устаешь от враждебности и недоверия. Впрочем, вид у меня, конечно, к дружелюбию не располагает.

— Это верно, — облегченно рассмеялся Пин, дочитавший письмо. — Но у нас в Хоббитании говорят: перо соколье — нутро воронье. А тебе каким же с виду и быть, раз ты недельку-другую полежал в засаде.

— Неделя в засаде — это пустяки. Многие годы надо пробродить по Глухоманью, чтобы стать похожим на Следопыта, — сказал Бродяжник. — Вы таких испытаний не знаете… и хорошо, что не знаете.

Пин поверил, но Сэм все еще с недоверием оглядывал Бродяжника.

— А нам почем знать, что ты и есть тот самый Бродяжник, про которого пишет Гэндальф? — спросил он подозрительно. — Ты ведь Гэндальфа и не упомянул бы — если б не письмо. Может, ты вообще подмененный — прибил настоящего, чтобы нас незнамо куда заманить. На это что скажешь?

— Скажу, что тебя на мякине не проведешь, — ответил Бродяжник. — А еще скажу тебе, Сэм Скромби, что если б я убил настоящего Бродяжника, то тебя прикончил бы, не сходя с места. Если б я охотился за Кольцом, оно уже сейчас было бы моим!

Он встал и словно бы вырос. В глазах его блеснул суровый и властный свет. Он распахнул плащ — и положил руку на эфес меча, дотоле незамеченного. Хоббиты боялись шелохнуться. Сэм глядел на Бродяжника, разинув рот.

— Не бойтесь, я тот самый Бродяжник, — сказал он с неожиданной улыбкой. — Я Арагорн, сын Арахорна; и за ваши жизни порукой моя жизнь или смерть.

Молчание длилось долго. Наконец заговорил Фродо.

— Я так и знал, что ты друг мне, до письма, — сказал он. — Ну, может, и не знал точно, а все же надеялся. Ты нынче вечером нагнал на меня страху, и не один раз — но это не тот, не ледяной страх. Был бы ты из них, ты бы ласку напоказ, а иное про запас.

— Ну да, — рассмеялся Бродяжник. — А я про запас невесть что держу, и ласки от меня не видать. Впрочем, древнее золото редко блестит.

— Так это про тебя стихи? — спросил Фродо. — То-то я не мог понять, к чему они. А откуда ты знаешь, что Гэндальф тебя упоминает — ты ведь письма-то не читал?

— Да я и не знаю, — ответил он. — Только я и есть Арагорн, а стало быть, и стихи обо мне.

Бродяжник извлек меч из ножен, и они увидели, что клинок сломан почти у самой рукояти.

— Толку от него мало, правда, Сэм? — улыбаясь, спросил он. — Но близится время, когда он будет заново откован.

Сэм промолчал.

— Ну что же, — сказал Бродяжник — значит, с Сэмова позволения, дело решенное: Бродяжник ваш провожатый. Завтра, кстати, нам предстоит нелегкий путь. Даже если мы без помехи выберемся из Пригорья, все равно вряд ли уйдем незаметно. Постараемся хотя бы, чтобы нас потеряли из виду; есть отсюда одна-другая неведомая тропка. А собьем погоню — тогда на Заверть.