Приманка для спуктума. Инструкция по выживанию на Зогге
Шрифт:
Вот так. Значит, альбиносы ещё более циничные и подлые, чем я думала. Одно дело — просто сталкивать нас со спуктумами, и совсем другое — на самом деле отправлять на смерть.
— А как же общение c цессянами? — вспоминаю о том, что он ни слова не сказал об этом аспекте взаимодействия. — В какой момент они узнали о вашем присутствии на Зогге?
— Общение? — повторяет то’Трон и хмурится. — Да, мы дважды пытались решить возникшую проблему. Я лично при этом присутствовал. Первая встреча прошла ещё во время строительства города, мы тогда подумали, что раз пришельцы намёков не понимают, нужно сказать им об угрозе со стороны океана напрямую. Цессянин, с которым велись переговоры, был дружелюбен, удивлён, но, как мне тогда показалось, исключительно
Рассказчик разводит руками, наглядно показывая, что на этом моменте вся воинственность зоггиан сошла на нет.
Теперь у меня уже больше нет сомнений в том, почему цессяне брали в приманки молоденьких женщин. Они знали, что спуктумы — мужчины. Рассчитывали на их чисто мужскую реакцию на красивое обнажённое женское тело. Никого в компании не интересовало, что с нами будет дальше. Даже если и рождались подозрения о том, что мы не погибаем, что с того? Нашими телами, так или иначе, платили за ултриз.
— То есть никакого договора о сотрудничестве с управляющим у вас не было? — уточняю уже только для того, чтобы расставить все точки над «и».
— Не было и не будет, — категорично отрезает советник и мягко поясняет, видя, как я напряглась: — Мы с лёгкостью расстанемся с тем, в чём не испытываем нужды, и отдадим тому, кто в нём в настоящий момент нуждается. Нам также нетрудно понять чужие потребности и поделиться тем, что необходимо нам самим, чтобы оказать кому-то помощь. Но поощрять любые действия, направленные на получение выгоды и использование в этих целях других, не станем. Это неприемлемо. Надеюсь, ты понимаешь?
Последняя фраза — отнюдь не простой вопрос. Скорее, просьба принять их менталитет и одновременно попытка узнать мою точку зрения. Почему? Да потому, что Ниродин уверен — у меня она иная. Как-никак, но я же цессянка. Хоть и пострадавшая от действий своих соотечественников, но привыкшая к другим жизненным ценностям.
Ой, ой… Вот теперь я осознаю, насколько будет трудной та миссия, которую я на себя взяла. Нет ничего проще сказать: «Обмен!» Намного сложнее убедить в его необходимости и реальности обе стороны! Зоггиане упрутся в своё мировоззрение, а цессяне, то есть альбиносы, в свои же амбиции. Первым претит сама мысль о приобретении чего-то (я уже молчу про «кого-то»), а ломать сложившуюся систему и стереотипы — это, я вам скажу, удовольствие сомнительное. Вторым вряд ли понравится тот факт, что они кому-то что-то должны, потому как обычно все обязаны им. К тому же надо учесть, что объектом торга станут девушки, которые ведь тоже не частная собственность. Это в нашем случае, нанимая на работу приманок, компания изобрела идеальный способ получать желаемое. И, как правильно выразился Ниродин, за чужой счёт! А в случае официального обмена всё будет куда проблематичнее. Захотят ли цессяне афишировать наличие мира с более высоким статусом женщин? Это же потенциальная информационная бомба в социуме!
Я размышляю, а мужчина тем временем поднимается с кресла и уходит к окну. Видимо, решив не отвлекать и дать мне возможность спокойно всё обдумать. Только вот решение в голову не приходит. Нет, не потому, что я плохо думаю, а потому, что у кого-то слишком хорошая фигура! Гордая посадка головы, сильные крепкие руки, сглаженные бугры мышц на плечах и предплечьях, узкие бёдра… На фоне призрачного голубого света, льющегося из прозрачной панели, выходящей в океан, всё это смотрится вообще умопомрачительно. Неужели даже Ниродин, при таких-то внешних данных, с высокой должностью и замечательным характером, не имеет жены? Трой, когда меня языку жестов учил, говорил, что хранители особые ленточки носят на запястьях. У то’Трона таких нет. Даже жалко его становится. И почему-то очень неуютно.
Приподнимаюсь в кресле и чуть поворачиваюсь, меняя положение тела. Нет, вопрос с девушками на Зогге надо решать радикально. И если для этого придётся шокировать мужское население и внедрить в их головы иные убеждения, я это сделаю! Ну а альбиносы… Найду способ и на них надавить. Возможностей для этого теперь много.
— Прости, я совсем забыл, что у тебя ещё идёт адаптация, — кажется, моё копошение кое-кого встревожило. — Ты устала? Я позову Троя, пусть отвезёт тебя в лазарет, — беспокойство не только в голосе, но и в глазах, и в том, как быстро зоггианин приближается, склоняясь над столом и вылавливая световые значки, плавающие на его поверхности. — Тебе не стоит переутомляться, — теперь он разворачивается ко мне, протягивая руку, чтобы помочь подняться. — А мы обсудим всё остальное завтра, если ты будешь в состоянии это сделать. Ты придёшь… Мео? — уже привычная пауза, и пальцы, чуть сильнее сжавшие ладонь, которую я советнику подала.
Конечно, приду. И не только завтра. Я теперь из здания совета вообще не вылезу, пока не наступит гендерное равенство в численном соотношении. Или что-то к нему близкое. Вот только сначала успокою своего хранителя, необычайно взбудораженного вызовом раньше обозначенного срока. Верить мне он упорно не желает. Ниродин сказал: «устала». Всё. Никаких вопросов. Какой такой осмотр местных достопримечательностей?! Какие ещё знакомства?! Отдыхать!
Счастье, что лазарет не в городе и до него ехать нужно, а то, чувствую, я бы взвыла от подобного режима жизни. Ведь всё хорошо в меру, а зоггианские мужчины в своей заботе о женщинах её не знают. Как и в категоричном отрицании сделок. Кстати, мне, прежде чем глобально бороться с подобными перегибами сложившегося стереотипа поведения у всего населения, полезно будет попрактиковаться на мелком масштабе отдельных личностей. На ком?
Смотрю на голую спину моего хранителя, который уверенно разворачивает гикл, направляя в проём пещеры-стоянки. А у меня есть варианты? Вот на нём и…
Мысль исчезает раньше, чем я её додумываю, а я слетаю с ускорителя, едва не забыв расстегнуть ремни безопасности. Со всей поспешностью, которую мне позволяет развить сопротивление воды, бросаюсь к фигурам, усаживающимся на гикл, стоящий чуть дальше в глубине пещеры. Успеваю вспомнить о том, как наш организм реагирует на неожиданности, и первое, что делаю, когда оказываюсь рядом, — закрываю сидящей позади своего спутника девушке рот и нос ладошкой и только после этого обнимаю.
Изящное тело под моими руками вздрагивает, разворачиваясь. Карие глаза испуганно округляются, но уже через секунду женские ручки стискивают меня настолько крепко, что ни её хранитель, ни мой разделить нас уже не в состоянии. Хоть и стараются. Когда же им становится понятно, что занятие бессмысленное, нас просто буксируют до ближайшего пузыря, пропихивая внутрь сквозь мембрану.
— Айна!
— Лила!
Мы, падая на пол, синхронно восклицаем, ничуть не заботясь о том, что нас кто-то услышит. Впрочем, беспокоиться всё равно не о чем — проявив неожиданную солидарность и деликатность, наши хранители остались снаружи, мы только неясные контуры их тел видим.
Пузырь оказывается ничейным, пустым, нас никто не отвлекает, и мы забываем обо всём. Подружка, захлёбываясь эмоциями, меня расспрашивает, я столь же темпераментно пересказываю события, произошедшие после её «гибели». К тому моменту, когда настаёт черёд впечатлений от общения с зоггианами, Айна почти успокаивается. Её рука уже не так сильно стискивает мою, а голова всё реже склоняется на плечо. Мы даже с пола перебираемся на кровать, чтобы удобнее было.
— Значит, ты решила работать, — сидящая напротив девушка неторопливо накручивает на палец край одной из невесомых юбок своего наряда. — Ясно. А о спутнике, настоящем хранителе, не думала?