Прими день грядущий
Шрифт:
Девушка промолчала, но едва заметно опущенные плечи показали, что она сдается.
ГЛАВА 21
Левой ногой Люк явственно ощущал холод промерзшей земли – кожаная подошва сапога совсем стерлась, – но не обращал внимания на эту маленькую неприятность. Стоило ли расстраиваться: через час или чуть больше он окажется в Лексингтоне, отдаст сапог в мастерскую Мэнсфилда, где ему поставят новую подошву.
Люк посмотрел на Марию Паркер, которая ехала верхом на его пегом жеребце, держа перед собой мальчика. Вот уже три дня они путешествовали вместе, а он еще практически ничего не знал о
Люк с удивлением, смешанным с недовольством, обнаружил, что невольно взвалил на себя ответственность за судьбу этой, так называемой, Марии Паркер, и слишком часто смотрит на нее.
Прочно укоренившаяся нелюбовь Люка к краснокожим не позволяла ему признать, что девушка в действительности была очень красива: хрупкая, с правильными чертами лица и такими огромными голубыми глазами, что трудно выдержать их взгляд.
Когда они вышли на дорогу, ведущую в город, Маленький Гром что-то сказал тихим, испуганным голосом.
– Остановись, пожалуйста, – попросила Мария. В этот момент нога Люка попала в жидкую грязь, но, скрипнув зубами от нетерпения, он все же придержал коня.
Мария прижала к груди ребенка, который снова что-то сказал и неожиданно заплакал. Она издала тихий, успокаивающий звук, обняла мальчика, потом вытащила из волос кожаную ленту, ловко завязала ее узлом и приказала Маленькому Грому потянуть за конец. Он осторожно сделал это; узел, точно по волшебству, исчез. Слезы еще не высохли у него на щеках, а малыш уже улыбался и просил девушку опять показать фокус.
Когда Мария повернулась к Люку, лицо ее было бесстрастно.
– Маленький Гром боится идти в деревню белых, – просто сказала она. – Но он уже успокоился, можно ехать дальше.
Люк почувствовал неожиданный укол совести. Нежность, с которой Мария успокаивала испуганного мальчика, внезапно изменила для него ее образ. Люк вдруг осознал, что она – такой же человек, как и он, который к тому же много страдал и у которого сейчас было большое горе. Мария невольно приоткрыла ему дверцу в свой внутренний мир, и Люк понял, что больше не может отрицать: девушка красива, добра и смела.
Тем не менее, она принадлежала народу, который он ненавидел. Ее отец, несомненно, был членом одной из тех кровавых банд, которые сеяли ужас среди поселенцев, вырезая целые семьи, убивая в колыбели детей. Люк размышлял, всегда ли он будет думать об этом при виде Марии…
Тропинка, по которой они шли, неожиданно расширилась и превратилась в дорогу.
– Лексингтон, – указывая вперед, сказал Люк.
Мария только крепче прижала к себе Маленького Грома.
Город, уютно устроившийся между волнистыми холмами, представлял собой вытянутый ряд бревенчатых или обшитых досками строений, разбавленных несколькими зданиями из кирпича и камня. Главная площадь была заставлена временными лавочками странствующих торговцев. В отличие от охотников и поселенцев, которых Мария видела раньше, люди в городе одевались гораздо лучше: мужчины – в сшитых портными сюртуках, женщины – в длинных, до самой земли, юбках и с зонтиками от солнца. Многих сопровождали черные рабы.
Люк остановился перед белым домом, рядом с которым проходил деревянный тротуар. Прямо над головой раскачивалась на резком ветру нарисованная на деревянном щите вывеска. Люк взял на руки Маленького Грома и держал его, пока Мария не спешилась. Девушка смущенно опустила глаза, пораженная странностью города.
– Это дом доктора Элишы Уорфилда, – объяснил юноша. – Он осмотрит твою ногу.
Мария все еще медлила у входа, с сомнением поглядывая на своего спутника.
– Он – лекарь, Мария, ну, как знахарь у шони, насколько я понимаю, – втолковывал ей Люк. – Этот человек гораздо лучше тех колониальных докторов, которым многие верят.
Девушка отступила в сторону.
Люк недовольно сжал губы. Молчаливая уязвимость Марии будила в его душе что-то такое, чему он еще не мог дать определение. Это не нравилось Люку. Он не хотел чувствовать ответственность за эту незнакомую девушку и мальчика. Гораздо легче ненавидеть краснокожих, когда они представляют собой безликую массу мародерствующих дикарей. Но Мария была красива, в ее глазах, казалось, застыла боль от тысячи обид.
Отбросив сомнения, Люк решительно вошел в дом, увлекая за собой девушку. Рука Марии была хрупкой и тонкой, как у птички. Юноша крепко стиснул зубы, подумав о том, что в девушке все выглядело хрупким: от мягкой прямой линии лба до маленьких, обутых в мокасины ног.
В приемной находились две женщины. Люк кивнул Майре Троттер, которая вместе с мужем держала галантерейную лавочку, постоянно жаловалась на ипохондрию и озноб и регулярно посещала доктора. Она широко раскрыла глаза при виде спутников Люка и, презрительно взглянув на Марию, спрятала свое некрасивое, с выступающей нижней челюстью, лицо под козырек шляпы.
Второй посетительницей оказалась Нел Вингфилд. Как всегда, при виде этой женщины Люк ощутил укол негодования и сожаления. Когда семья Эдеров в 1796 году переехала в Лексингтон, они неожиданно встретили здесь Нел, с удивлением узнав о том, что Черный Медведь освободил ее. Судя по всему, она просто надоела краснокожему, хотя Нел утверждала, что помогли ее постоянные жалобы.
Все последующие годы Нел убивала в Эдерах последний луч надежды на возвращение Ребекки. По утверждению женщины, когда она покинула Черного Медведя, Ребекка умирала от оспы. Ее тело покрывала гнойная сыпь, а лихорадка стремительно сжигала жизнь несчастной. Нел безжалостно убеждала Эдеров, что Бекки просто не могла поправиться. Возможно, это было и к лучшему. Даже такая мучительная смерть казалась предпочтительнее жизни с дикарем.
К великому неудовольствию дам, подобных миссис Троттер, Нел Вингфилд развернула в Лексингтоне бурную деятельность, организовав пивной зал и дом развлечений. Аккуратно побеленный дом мисс Нелли в конце Уотер-стрит пользовался популярностью у большого числа мужчин, правда, не все открыто сознавались в этом.
Нел Вингфилд держала себя с уверенностью и высокомерием женщины, которая когда-то была весьма хорошенькой и все еще считала себя таковой.
Будучи сама объектом явного неодобрения многих жителей города, Нел и бровью не повела, увидев Марию и мальчика, а лишь прищурилась и немного пошевелилась в скрипящем камышовом кресле.
Из боковой двери вышел Элвин Мэн, ассистент доктора. Тихо обменявшись с Люком несколькими словами, Элвис шаркнул ногой и издал протестующий звук. Затем Мария услышала звон монет.