Примкнуть штыки!
Шрифт:
– Как же ты от моста ушёл? – спросил его Воронцов.
– Ушёл вот… А что, уже небось помянули меня?
– Помянули.
– А я ушёл. Живой и невредимый. И с трофеем вот. – Донцов похлопал рукой по автомату. – Мотоциклистов срезал и – в овраг. Они думали, что я следом за вами побегу, а я – в овраг, в другую сторону. Они меня и упустили. А орудие-то вывезли?
– Вывезли. Ещё несколько раз позицию занимали.
– Ну, капитан! Железный мужик! Я таких ещё не видел. Вот это командир! С таким и помереть не страшно.
– Пора. – Воронцов перекинул в правую руку автомат, левая начала ныть. – Следующий привал через два часа. Тогда и подрубаешь горяченького.
С неохотой они покидали навес, сухое и уже обжитое пространство. Донцов вскинул на плечо пулемёт и пошёл следом за Воронцовым. Он знал своё место: пулемётчик всегда должен находиться радом с командиром. Даже если пулемёт и без патронов…
Через полчаса пути вышли к деревне. Впереди виднелась дорога. Она уходила вниз и терялась за пригорком, из-за которого белел свежими торцами брёвен край моста с такими же белыми тесовыми перилами.
– Донцов, – не оборачиваясь, окликнул Воронцов пулемётчика и умерил шаг, чтобы тот догнал его, – ты когда шёл, никого не встречал? Или, может, видел что-нибудь такое…
– В каком смысле?
– Ну, необычное что-нибудь, что тебя заставило насторожиться.
– Там, в лесу, товарищ командир, за рекой видел отряд. Человек десять – двенадцать.
– Что за отряд? Куда шли?
– Да шли они в том же направлении, что и я. Хотел я сперва к ним пристать. Вроде, гляжу, свои. Но потом присмотрелся: половина в немецких шинелях, а половина – в наших. И бормотали кто по-русски, а кто по-немецки. Я было опять хотел выйти. Наша разведка, думаю, пленных фрицев ведут. Но что-то много фрицев, и идут свободно, не связаны. И пулемёт несли немцы. И командовал ими, похоже, немец.
– Всё ты, Донцов, успел рассмотреть. А куда они шли?
– Я ж говорю, в нашу сторону. Отсюда, может, километров пять, как я с ними расстался.
– А почему ты мне сразу о них не рассказал?
– А ты, сержант, не спрашивал.
– Вот что, Донцов. Мы с тем отрядом сегодня тоже встречу имели. Едва ушли. Селиванов вон одного ихнего заколол. Кавалериста. Какой он кавалерист был, мы не знаем. Перед нами, за сутки, сюда наша разведка ушла. Ушла и не вернулась. А сегодня мы нашли её. Лежат все наши ребята в одном ровике, и у всех на шее небольшая ранка. Зарезаны. Очень профессионально.
– Чуяло моё сердце… Я вот другой случай расскажу. На Бобре было дело. Санитарный обоз к нам зашёл. Из тылов, как положено. И начальник, и охрана, и санитары – все в нашей форме. Чистые, вежливые. Покурить нам оставили. Забрали раненых, в том числе командира полка. А потом мы нашли их в овраге недалеко от дороги. Шомполами покололи. Шомполами от наших трёхлинеек. Если спящего человека – в ухо шомполом, он даже и не мыкнет. Спецы. А неподалёку зенитная батарея тоже вся вырезана. До последнего человека. Мы подошли, а там одна собачка бегает… Так-то.
– Патронов надо где-то раздобыть, – сказал Селиванов, кутаясь в промокшую шинель. – Без пулемёта мы не войско.
– Нам приказано в бой не вступать, – сказал Воронцов.
– Приказано – там. А мы – тут.
Дождь прекратился. Похолодало. От шинелей повалил пар. На горизонте стало развиднять, молодо заголубел краешек неба над жёлтыми, как лисьи хвосты, верхушками берёз. Ветер подул резче, как в первое утро, перед атакой, погнал рябь по воде, поволок рыжие кораблики опавших листьев. Курсанты спустились к реке и долго слушали, как ветер хозяйничает в округе, шумит в будыльях крапивы, в ольхах, обрывая сухие жёсткие листья и бросая их в воду. Других звуков не было слышно ни там, откуда они пришли, ни в деревне. Только изредка взбрёхивали собаки и тут же умолкали. Там, за деревней, Изверь впадала в другую реку. Там уже была Угра. Они дошли до Угры. Конец маршрута. Задание было выполнено. Воронцов вспомнил на карте эту деревню – Устья. Только вот где вторая группа разведчиков?
– Разведки тут нет, командир.
– Неужели разминулись?
– Ты же знаешь, где и при каких обстоятельствах мы разминулись, – сказал Смирнов.
– Прежде чем возвращаться, надо поговорить с местными жителями.
– Один раз уже поговорили…
– Теперь пойдёшь ты. Давай подумаем, как лучше подойти.
– Да никого тут нет. Видишь, тихо всё.
– Там тоже было тихо.
– Кто их знает, сидят сейчас в какой-нибудь тёплой хате и портянки на печи сушат.
– Горячую похлёбку едят. С баранинкой. Из печи, из чугунка…
Предплечье ныло. Боль то затихала, как дальняя стрельба на шоссе, то вновь начинала нарастать, отдаваясь во всём теле. Рука снова стала неметь. И Воронцов, сидя в мокрых кустах, насквозь продуваемых ветром с реки, старался найти для неё более удобное положение. Видимо, пора было сделать перевязку. Воронцов, прислушиваясь к дальней стрельбе на шоссе и боли в предплечье, прикидывал время пути назад: «Ещё с час просидим здесь, часа два будем идти к шоссе, час на привал. Ребята ослабели, надо будет зайти куда-нибудь поглубже в лес и разжечь костёр. В любом случае скоро будем в роте. Петров поменяет повязку. Может, отправит в тыл. В тыл…» Эта простая мысль гипнотизировала.
Они сидели в прибрежных кустах и наблюдали за дорогой и деревней одновременно.
– На шоссе затихли. Слышь, Сань? – прошептал Смирнов.
Воронцов оглянулся на него, подумал: «Может, и правда не надо никуда его посылать? Посидим, понаблюдаем и уйдём по-тихому». Глаза Смирнова спокойны, ничего в них нет, никакого смятения. Воронцов прислушался к боли и вдруг почувствовал, что она уходит, тает, будто уже где-то вдали. «Только бы дошёл Алёхин…»
Курсант Алёхин дошёл.
Он выбрался к Воронкам в тот момент, когда в бой, длившийся уже несколько часов, вступили только что прибывшие со стороны Мятлева «тридцатьчетвёрки» 17-й танковой бригады майора Клыпина. Немцы теснили левый фланг, шли на курсантские окопы густыми цепями. И танки, переправившись через брод и выскочив на другой берег Извери, атаковали именно здесь. Ни мин, ни ПТО впереди не было, и Т-34 беспрепятственно развивали начатую атаку. За ними нестойными группами, прячась за броню машин и едва поспевая за ними, побежали курсанты и остатки десантного батальона. Несколько «тридцатьчетвёрок» проскочили через мост и пошли прямо по шоссе. Вскоре продвинулись в глубину до километра. В одном из оврагов прихватили стрелявших с закрытых позиций миномётчиков. Шесть миномётов, установленных в ряд, как на смотру. Дальше открывалось поле и луг. За лугом – деревня Крюково. И тут от деревни ударили противотанковые пушки. Танки тут же ответили. Болванки немецких орудий проносились над башнями танков и головами курсантов. Одна ударилась в лобовую наклонную броню, с грохотом и скрежетом вспыхнула мгновенной вспышкой и отскочила в сторону. Танки начали пятиться.