Примула. Виктория
Шрифт:
А принцесса Шарлотта играла со своими фрейлинами в парке скромного отцовского жилища в Стрелице, совсем как в сказке Андерсена!
Шарлотта уже написала своё письмо, написала без единой ошибки, без единой помарки! Но она ни на что не надеялась.
— Кто возьмёт в жёны такую бедную принцессу, как я? — спрашивала она грустно у своей ближайшей подруги Иды фон Бюлов.
Кто знает, какого риторического ответа ожидала теперь Шарлотта на свой риторический вопрос. И вдруг раздаётся радостный рожок почтальона. Опять же — как в сказке!
— Принцесса, это — жених! — восклицает Ида.
Почтальон привёз письмо короля Англии. Молва называет этого правителя красивым и даже блестящим. Король отвечает Шарлотте:
«Принцесса! Вы написали такое замечательное письмо, оно делает честь Вашему сердцу и уму, поэтому приезжайте сюда и будьте королевой Великобритании и верной женой
И принцесса вприпрыжку летит по лесенке в свою светёлку и велит камеристке укладываться. И вот уже сундучки погружены. И на белой яхте Шарлотта плывёт в своё новое отечество. В парадной гостиной (на яхте есть и гостиная, и столовая, и будуар!) Шарлотта играет на клавесине. Яхту окружает целая флотилия, разубранная вымпелами и флагами.
На берегу принцессу встречает жених!
Они встретились и поженились и многие годы вели самую простую и счастливую жизнь, какую только могут вести счастливые супруги. Разумеется, недоброжелатели уверяли, будто увидев дурнушку-невесту, Георг поморщился. Но он стал ей верным и преданным мужем, а она ему — любящей, преданной женой. У них устраивались простые развлечения, самые простые и невинные: деревенские танцы, на которые приглашалось десять-двенадцать пар, и честный король танцевал вместе со всеми по три часа кряду под одну и ту же музыку; а после такого скромного удовольствия они отправлялись спать натощак (голодные придворные понемногу роптали!) и вставали назавтра чуть свет, с тем, чтобы вечером, быть может, снова пуститься в пляс; или же королева садилась за маленький клавесин, — сам Гайдн [28] находил, что она играет недурно! В отличие от своего деда Георг III не пренебрегал книгами. Он любил читать вслух своей милой жене. По утрам он просматривал газеты и журналы. Он отменил утренние воскресные приёмы, он отменил нечестивые карточные игры. Но, как уже было замечено, он вовсе не был чужд невинных удовольствий, вернее, таких, которые почитал невинными. Он покровительствовал искусствам, он любил театр и уважал актёров. Он решился было учредить орден Минервы [29] для награждения учёных и писателей. Рыцари этого нового ордена должны были идти по старшинству сразу после рыцарей ордена Бани и носить соломенно-жёлтую ленту с шестнадцатиконечной звездой. Но среди учёных мужей началась такая драка за этот орден, что от затеи пришлось отказаться, и Минерва с шестнадцатиконечной звездой так и не снизошла на землю Альбиона.
28
...сам Гайдн... — Франц Йозеф Гайдн (1732—1809) — выдающийся австрийский композитор.
29
...орден Минервы... — Минерва — древнеримская богиня мудрости, аналог древнегреческой Афины.
Георг III запретил расписывать стены собора святого Павла, он считал подобные росписи папистским обычаем. Поэтому собор украшен был только статуями. Оно, может, и к лучшему. Хороших живописцев в Англии было мало, а Рейнольдса король не любил.
Король, так же как и его жена, был охоч до музыки. Он понимал в музыке толк и сам был неплохим музыкантом. Уже больной и слепой, он выбрал для концерта старинной музыки отрывки из «Самсона-борца», великолепной оратории Генделя. В этих фрагментах речь шла о слепоте и рабстве Самсона [30] , о его горе. В дворцовой капелле исполнили заказ короля. Он отбивал такт свёрнутыми в трубку нотами. А если какой-нибудь паж у его ног отвлекался от слушания величественной музыки и обращался к другому такому же мальчишке, пытаясь начать прерывистую болтовню, старый король стукал нотами по глупой мальчишеской голове, прикрытой белым пудреным паричком.
30
...о слепоте и рабстве Самсона... — Самсон — библейский герой, богатырь, был ослеплён своими врагами и находился у них в рабстве.
Театральные вкусы Георга III отличались известным своеобразием. Он не слишком любил Шекспира и трагедию; зато фарсы и пантомимы приводили его в восторг, и над паяцем, глотающим морковку или связку колбас, он хохотал так самозабвенно, что сидевшая рядом королева вынуждена была шептать
— Мой всемилостивейший король, будьте сдержаннее!
Но он всё равно хохотал до упаду.
Он любил также бывать в соборе святого Павла в День приютских детей, когда они звонкими голосами пели гимны.
«Не англы, но ангелы!» — повторял Георг слова византийского богослова Григория Великого, увидевшего продаваемых в рабство юношей-язычников из племени англов; а было это в начале седьмого века.
Нет, было что-то очень трогательное в простой жизни этого короля. Покуда была жива его матушка — то есть целых двенадцать лет после его счастливой женитьбы на маленькой клавесинистке, — он оставался большим, робким, нескладным ребёнком под началом своей суровой родительницы. Вероятно, она была действительно умной, властной и жестокой женщиной. Она вела свой сумрачный дом, с недоверием глядя на каждого, кто приближался к её детям. Все её сыновья, братья Георга, выросли буянами и даже и немножечко бандитами. Георг вырос послушным и почтительным. Ежевечерне, об руку с Шарлоттой, он навещал матушку в Карлтон-Хаусе. Она умерла от болезни горла, но едва ли не до последнего дня своей жизни ездила по улицам, показывая, что ещё жива. Вечером накануне смерти эта железная женщина, как обычно, беседовала с сыном и невесткой, а утром её нашли мёртвой. В последние перед смертью дни она всё повторяла сыну хриплым голосом:
— Георг, будьте же королём!
И он старался быть королём, этот простодушный, упрямый, привязчивый, узколобый человек.
Он старался, как мог; стремился к добру, по своему разумению; придерживался понятных ему добродетелей; усваивал доступные ему знания. Он чертил карты, прилежно изучая географию. Он знал родословные своих придворных. Он знал университетских преподавателей и профессоров. Он безошибочно разбирался во всех тонкостях этикета своего двора и двора своего деда, в мельчайших процедурных предписаниях касательно послов, министров, советников, аудиенций; и узнавал в лицо самого последнего из своих пажей и самого ничтожного из работников на конюшне или на кухне. Во всём этом он был на высоте. Но... И здесь вновь хочется предоставить слово автору знаменитой «Ярмарки тщеславия»:
«...Но когда подумаешь о той высочайшей должности, какую только может взять на себя смертный, чтобы в одиночку распоряжаться мыслями, верованиями и требовать безоговорочного подчинения миллионов себе подобных, отправляя их на войну за свои личные обиды и интересы, приказывая: «Торгуйте вот так, думайте этак, одних соседей считайте союзниками и поддерживайте, других рассматривайте как своих врагов и убивайте по моему велению и вот так молитесь Богу!» — разве удивительно, что, когда эту почти божественную должность взял на себя такой человек, как Георг, всё дело должно было кончиться расплатой и унижением и для нации, и для её вождя? »
Но всё же... Король вступил в конфликт со своей аристократией. Король, поддержанный народом, воевал с Америкой. Король, поддержанный народом, отказал в правах католикам. Он пошёл против своих патрициев.
Король действовал подкупами, запугиванием, мог при случае и покривить душой; являл удивительную обтекаемую настойчивость; был мстителен и так твёрд в своих решениях, что это его свойство могло вполне вызвать восхищение. Даже в болезни дух его оставался непокорённым. Лишь только наступало просветление, как он тут же возвращался к своим планам, отложенным на то время, когда к нему вернётся рассудок. Ведь последнее время своей жизни он проводил в безумии! Но как только приходило просветление, как только его руки высвобождали из смирительной рубахи, как он тотчас брался за перо и углублялся в дела, в те самые дела, которыми занимался в момент начала болезненного припадка.
Но покамест он был ещё здоров, он был и счастлив в семейной жизни. Шарлотта родила ему многочисленных рослых сыновей и миловидных дочерей. Дочери все были красавицы, добрые, нежные, учтивые, одарённые. Одна рисовала, другая — играла на фортепьяно. И все любили рукодельничать, улыбчивые Пенелопы! Они носили высокие чепцы, тугие корсеты и широкие юбки. И сидя в подобных нарядах, они прилежно шили и вышивали. Меж тем одна из них прилежно читала вслух.
Дом короля Георга был домом, как мы скажем, «нового английского джентльмена»; то есть нового, естественно, для того времени! Там рано ложились и вставали, обращались друг с другом приветливо, занимались благотворительностью, жили скромно и упорядоченно. И наша главная Героиня, до рождения которой остаётся ещё много времени, будет в дни своей зрелости стремиться жить именно так: спокойно, размеренно, упорядоченно. Быть может, скучновато, но эта скука подарила человечеству строгую, простую и, в сущности, прекрасную мораль!