Примула. Виктория
Шрифт:
Но, конечно же, старенькая Елизавета мечтала о другом. Она мечтала, как будет править самовластно, осыпая милостями кое-каких невысокородных людей, а эти люди будут обязаны ей решительно всеми особенностями своего благополучия. А в итоге получились два сильных ограничителя королевской власти — парламент и пресса!..
Англия меж тем потихоньку превращалась в ту самую Англию, которую более или менее знают даже те, которые получали в школе плохие оценки по истории и географии. Промышленность бежала вперёд, громко топая ногами. Подобные забеги принято называть «развитием» или «прогрессом». Короче, Англия превращалась в ту самую «мастерскую мира».
Но не Вильгельму IV пришлось порадоваться на её расцвет. В июне 1837 года старый морской
Судьба взяла большую метлу и ретиво расчистила дорогу к трону для нашей главной Героини. Шарлотта, дочь Георга IV, умерла при родах. Шестеро сыновей Георга III либо остались бездетными, либо вовсе не женились. В Англии не существовало салического права, трон могли занимать женщины, но две замужние дочери Георга III также не имели детей, а четыре дочери не имели мужей.
Династия Ганноверов теперь вполне могла тихо и гордо умереть. Но... В 1818 году трое сыновей Георга III (всё-таки у него было много сыновей) одновременно женились. С потомством повезло герцогу Кентскому.
24 мая 1819 года.
« — Мальчик?
— Девочка, сэр! Но эта девочка стоит тысячи мальчишек!»
Вильям Шекспир «Очередная английская королевская хроника».
ВСТУПЛЕНИЕ К РОМАНУ
В 1679 году английский парламент принял закон о неприкосновенности личности.
Неприкосновенные личности национально запели: «Правь, Британия!»
В 1735 скончался Дж. Арбетнот (Дж-ж!), тот самый, выпустивший в 1712 году серию памфлетов. Он был просветитель и хотел исправить нравы при помощи сатиры. Памфлеты его объединены были общим названием: «История Джона Буля». Собственно, Арбетнот просто хотел высмеять некоторые черты английского характера, как он этот характер понимал. Какие черты? Ну, к примеру, жадноватость и несколько слишком твёрдокремневое упрямство. И что получилось? Англичане согласились со своим памфлетистом. Да, сказали они, да, так оно и есть: мы — джоны були, джонбульность — наше главное свойство, и мы гордимся нашей джонбульностью! Мы упрямые, мы умеем считать деньги. И мы выиграем!
Теперь, кажется, самое время поговорить о национальном характере. В 1879 году в семье лондонского архитектора родился будущий писатель Эдуард Морган Форстер. Когда он родился, нашей главной героине оставалось ещё править двадцать лет. Он умер в 1970 году, в правление королевы Елизаветы (прямая линия от нашей Героини!). Свои «Заметки об английском национальном характере» Форстер начал замечательными словами: «Шила в мешке не утаишь...»
Итак!
«Шила в мешке не утаишь, и я лучше сразу скажу, что, по моему личному мнению, английский характер в своей основе буржуазен. Это обусловлено всей нашей историей: начиная с конца XVIII века средняя буржуазия была и есть у нас господствующая сила общества. Промышленная революция дала ей в руки богатство, реформа избирательной системы 1832 года — политическую власть; средняя буржуазия помогла возникнуть и сформироваться Британской империи, ей же обязана существованием литература XIX века. Трезвый ум, осторожность, деловитость, добропорядочность. Отсутствие воображения, лицемерие. Эти качества характеризуют среднюю буржуазию любой страны, но в Англии они сделались национальными чертами, потому что только в Англии средние классы стояли у власти в течение полутораста лет. Наполеон со свойственной ему грубостью называл нас нацией лавочников. Мы предпочитаем называть себя великой коммерческой нацией — это звучит достойнее, хотя означает то же. Понятно, в Англии есть и другие классы: аристократия, беднота. Но глаз критика останавливается у нас на буржуазии, как в России — на бедноте, а в Японии — на аристократах. Символ России — крестьянин или фабричный рабочий, Японии — самурай. Национальный символ Англии — мистер Буль в цилиндре и в отличном костюме, с солидным брюшком и солидным счётом в банке. Пусть святой Георгий гарцует на стягах и в речах политических деятелей, земными благами нас снабжает Джон Буль...
Беда в том, что природу англичан не так-то легко понять. На вид они — сама простота; и хотят казаться простыми, но чем ближе с ними знакомишься, тем труднее их разгадать. Толкуют о загадочном Востоке. Запад не менее загадочен. В природе англичан есть глубины, которые не обнаружишь с первого взгляда. Мы знаем, каким представляется море на расстоянии: оно одноцветное, ровное и не похоже, что в нём есть жизнь. Но всмотритесь в воду с борта лодки, и вы увидите множество цветов и оттенков, и рыбу, плавающую на разной глубине. Английский характер, как море, — внешне он ровен и невозмутим. Разные цвета и оттенки — английский романтизм и тонкость восприятия. Мы не ожидаем встретить у них эти качества, но они есть. А рыба — если продолжить мою метафору — эмоции англичан, стремящиеся подняться на поверхность, но не знающие, как. По большей части мы видим их далеко внизу — неясные тени, искажённые расстоянием. Время от времени им удаётся всплыть наверх, и мы восклицаем: «Как? Оказывается, англичанин способен чувствовать?!» А изредка
Эдуард Морган Форстер — сам был англичанином; и потому, наверное, нам остаётся лишь согласиться с ним. Или не согласиться. Что же касается святого Георгия — Джорджа, святого покровителя Англии, то ведь тысячи английских солдат давно уже доказали, что они достойны покровительства этого небесного рыцаря.
Но кто же это породил английский национальный характер? Кто родил не только девять человек собственных детей, но и фактически всех англичан, какие они и есть и поныне? Кто? Она! Главная наша Героиня!
Она — альфа и омега, начало и... нет, не конец, а всё новые и новые начала!
Ещё один английский классик, Джон Голсуорси [39] , сказал об этом так:
«...вспомните эпоху Виктории! Золотой век, когда стоило собирать вещи, заводить детей... Да где же теперь такие умы, которые могут сравниться с викторианцами — с Дарвином, Гекели, Диккенсом, Дизраэли, даже со стариком Гладстоном?..»
Золотой век, он, разумеется, не может длиться вечно. И всё же Голсуорси спрашивает:
39
...Джон Голсуорси... — Джон Голсуорси (1867—1933) — английский писатель, наиболее известный роман — «Сага о Форсайтах» (1906—1921).
«А почему бы не начать снова?»
Да, да, да! Вспомним золотой век, вспомним эпоху Победы! Вспомним и... начнём снова!..
Начнём. Но как же мы начнём? Например, так: снова предоставим говорить Эдуарду Моргану Форстеру:
«...Писатель и сам человек, а потому между ним и предметом его изображения существует сходство, которого нет в других видах искусства. Связан со своим материалом и историк, но, как мы увидим позже, не столь тесно. У художника и скульптора тесной связи и вовсе нет: им нет необходимости изображать человека, разве что они сами того пожелают. То же можно сказать и о поэте. Что касается композитора, то он, даже если захочет, неспособен вывести человека, не помогая себе программой. Романист же, в отличие от своих собратьев по искусству, компонует словесные ряды, в которых в общих чертах описывает себя самого (в общих чертах, ибо частности проявляются позднее), наделяя их именами и полом, одаряя правдоподобными жестами, заставляя с помощью кавычек произносить слова и даже иногда вести себя соответственно данной им роли. Эти словесные построения принято называть героями, или персонажами. Они отнюдь не являются плодом холодных рассуждений, а, напротив, нередко рождаются в волнениях и муках. Но, так или иначе, характер героя обусловлен теми чертами, какие писатель подметил в себе или других людях, и развивается в согласии с другими аспектами романа. Последнее — зависимость персонажей от других аспектов романа — составит предмет нашей следующей беседы. (А я вас, читатель, предупреждаю, на всякий случай, что следующей беседы с Форстером у нас не будет. Это я вас предупреждаю, я, Фаина, автор вот этого романа, который вы сейчас читаете. Читайте его, пожалуйста!). А сейчас займёмся их связью с реальной действительностью. Что отличает лиц, действующих в романе, от людей в жизни, подобных самому романисту, вам, мне или королеве Виктории?
Они непременно должны отличаться один от другого. Если героиня романа в точности повторяет королеву Викторию — то есть не примерно такая же, а в точности такая же, как королева Виктория, — значит, она и есть королева Виктория, и книга (или та часть её, где выступает эта героиня) уже не роман, а мемуары. Мемуары принадлежат истории и основаны на точных фактах. Роман же основан на фактах плюс-минус какое-то неизвестное, а неизвестное это, в которое входит и личность романиста, неизбежно преобразует смысл фактов, а иногда даже полностью их изменяет.
Историк описывает действия, характеры же раскрывает только в тех пределах, в каких может судить о них по действиям изображаемых лиц. Характеры интересуют его не меньше, чем романиста, но он может знать о них только то, что проявляется ими открыто. Если королева Виктория не сказала бы: «Нам скучно», — её сотрапезники не знали бы, что ей скучно, и этот факт не получил бы огласки. Она могла бы нахмуриться, и придворные по этому движению догадались бы о её настроении: взгляды и жесты тоже являются историческими свидетельствами. Но если бы она сдержалась, никто ни о чём бы так и не узнал. Скрытая жизнь души скрыта по определению. Как только скрытая жизнь обнаруживает себя во внешних проявлениях, она перестаёт быть скрытой и переходит в область действий. Задача романиста в том и состоит, чтобы показать скрытую жизнь души в её источнике, то есть рассказать о королеве Виктории больше, чем о ней известно из фактов, и таким образом создать характер, который окажется неравнозначным исторической королеве Виктории».