Принц для неудачницы
Шрифт:
– Естественно, на море?
– На Черном море – лучшем море из всех морей. Едем!
– Прям вот так, сразу?
– Больше двух тысяч километров нам предстоит отмахать. Быстро собираемся. И в путь!
– Иван, ты непредсказуем…
Ранним утром следующего дня они выехали из Питера. Рахманов рассчитывал преодолеть
– Уже завтра в это самое время ты будешь нежиться в волнах ласкового моря, ловить медуз и кушать копченых моллюсков, – говорил он.
Однако Рахманов просчитался.
В конце дня Ксения почувствовала себя плохо. Ее укачало. Пришлось остановить машину.
Их окружала выжженная степь с чахлой растительностью. Горячий воздух тонко звенел. Над горизонтом пылилось закатное солнце.
– Мы сейчас находимся… – Рахманов разложил карту на раскаленном капоте, – находимся… где-то тут…
Вокруг машины роилась злобная мошкара. Она норовила залепить лицо, руки и больно кусалась сквозь одежду.
– Мухи цеце. – Отмахиваясь, Рахманов изучал карту. – Но через двадцать километров будет городишко. Придется заночевать в нем.
– Что за городишко? – Ксения с трудом выбралась из машины. Вредные мошки мгновенно воспользовалась появлением нового человека.
– Городишко-то, стыдно сказать, – размахивал руками Рахманов, – какой-то, извиняюсь, Жупель. Но делать нечего. Ксюш, как мы себя чувствуем?
– Немножко получше, – призналась Ксения, отгоняя надоедливую мошкару веткой полыни.
– Дотянем двадцать километров? И там передохнем.
– Поехали. Все равно стоять здесь нельзя. – Она забралась в машину и захлопнула дверь. – Сожрут ведь с потрохами.
Вскоре впереди показался город Жупель. Хотя город – это сильно сказано.
– Все врут календари, – заметил Рахманов.
Вокруг заброшенного еще в советские времена завода беспорядочно теснились хрущобы.
Однако гостиница в Жупеле нашлась – длинный одноэтажный барак из белого кирпича. И называлась она «Жупель».
– Ты посиди тут. – Обвешанный сумками Рахманов осторожно заглянул в гостиничный номер. – А лучше приляг. Я скоро вернусь.
– Ты куда?
– Хочу вот разузнать, можно ли здесь где-нибудь сносно поесть. Или хотя бы еды раздобыть.
Рахманов ушел. С сомнением поглядев на койку у стены, Ксения присела на скрипучий стул. Пахло пылью и гнилыми арбузами.
От вида засаленных обоев и особенно желтоватой воды в графине ее опять начало мутить. «Лучше выйду на воздух, пройдусь», – решила она.
Гостиница задами примыкала к бетонной стене, за которой высились руины заводских построек. Идти можно было только вперед – к косогору. На этом косогоре сиротливо стояли две хрущобки, строго друг напротив друга. Между ними на натянутых веревках качалось белье. Серые коробки со струнами напоминали какой-то дьявольский музыкальный инструмент, способный издавать лишь очень тоскливые звуки. Господи, как тут люди живут, вздыхала Ксения. И даже рожают детей. На струнах она приметила детские пеленочки и ползунки.
И тут из-за дома появилась пара. Они поднимались по косогору и катили перед собой коляску. Она – смазливая девица с сонным лицом, лузгала семечки. А он?
Ксения вгляделась, но не смогла рассмотреть его лицо. Он шел, низко склонившись, сосредоточенно глядя под ноги.
Пара приближалась. Ксения стояла и зачем-то всматривалась в мужчину. Когда они были совсем рядом, мужчина вдруг поднял голову и сразу опустил ее… Ксения обомлела.
Это был Володя…
Пара прошла мимо. Володя нарочито не замечал Ксении. Когда молодые скрылись за второй хрущобой, Ксения развернулась и быстро зашагала к гостинице.
Там ее уже поджидал Рахманов. Вид у него был прибитый.
– Ничего не нашел, – признался он. – Одна столовка. И та закрыта на учет.
– И прекрасно, – улыбнулась Ксения.
– Даже так! Тебе, я смотрю, полегчало?
– Еще как! Поехали?!
– Но ведь ты…
– И никаких но! В путь, Рахманов…