Принц Эрик и прекрасная посудомойка. Тетрадь 2
Шрифт:
— Эрик, — не выдерживаю я и хватаю его за рукав, — ну что за балаган? Куда ты?
— Сонь, — отвечает он, — ты, главное, не беспокойся. Мне просто надоело предпринимать меры безопасности. Проблему надо глушить в зародыше. А зародыш — это Горко.
— Да этот зародыш прирежет тебя и уши твои мне в коробочке пришлет!
— Ты так считаешь? Ну, насчет ушей я как-то не подумал.
Ставлю руки в боки и ору:
— Юморист, да? Тебе хорошо, ты помрешь, а мне что делать?! Никуда ты без меня не пойдешь!
Эрик остановился, глянул на меня так, по-королевски, подняв левую
— Молчи, женщина! Я — твой муж и повелитель.
У меня от удивления глаза округлились и рот резко захлопнулся.
— Ладно, — отвечаю, — мой господин, а Вы хоть в курсе, где его искать? Горко этого? Или у Вас с ним за соседним кустом уже стрелка набита?
— Как где? — удивился принц, — в лесу!
— А! Ну тогда езжайте, повелитель! Тогда за Вашу жизнь я спокойна совершенно! Ежели в лесу, тогда конечно… Вы только заезжайте домой, эдак раз в полгода… А так ничего. Если Вы, Ваше высочество, думаете, что Вам, как в прошлый раз повезет. То Вы ошибаетесь. Сегодня они, знаете ли, не на посудомойку охотятся. А, позволю себе заметить, на Вас.
Принц вздохнул и уселся на кровать.
— Соня, — произнес он устало, — девочка моя, если ты знаешь, где его искать, скажи нам, будь так любезна.
— А меня с собой возьмешь?
— Нет! Ну как я могу тебя с собой взять! Кто меня прикрывать будет! Я хоть болен смертельно, а ты куда делась?
Пришлось сдаваться под весом аргументов. Скрепя всеми тормозами, я выложила недотепе этому, где он может найти моего кузена, под угрозой, конечно, придушить супруга голыми руками, если он братику моему что сделает. Не так уж много у меня родни, чтобы так бездарно ею раскидываться. Пригодится еще.
А вообще, кузен — связной у атамана. Если выловить первого, то и второй сыщется без труда.
Я чмокнула принца в щечку, и он воодушевленно полез в окно. Собирать дружину и в путь. Вот как.
Потом мы вчетвером держали оборону.
Матеус объявил карантин. С чрезвычайно важным видом объяснял он всем желающим, что ни-ни, допустить к принцу в комнату он никого не может. Потому что его Высочество болен. Заразно. А если и не очень заразно, что все равно ему нужен покой, темнота, кровопускания и всякое прочее. Впрочем, все равно заразно. И поэтому его, Матеуса, меня, доживающего в жутких мучениях свои последние дни дегустатора, а также юного оруженосца выпускать на волю ой как не рекомендуется. Между тем, все вышеозначенные, умирая от вынужденного безделья, дулись в карты, разговаривали за жизнь, и, страшно волнуясь за нашего обожаемого господина, каждые десять минут подбегали к окну — посмотреть, не едет ли он.
Глава 8
Я так полагаю, Эрик-младший просто везунчик. Ну кто мог предположить, что атаман решил на время залечь у себя дома. Видите ли, жену ему приспичило повидать, гражданскую. Кто мог подумать, что у убивца этого и душегубца, рядышком с деревенькой, да и еще той же самой, где братец мой обосновался, любовь всей жизни может проживать? Сейчас любовь эта вместе с тремя несовершеннолетними отпрысками, двое из которых были мужнины, то есть того, законного, который утоп пару лет назад по пьяни, а один, младшенький — атаманский, в подполе заседала. Молилась. Кому Горко, может, и душегуб, а ей так надежа и опора.
Принц как это услыхал от брательника… Ну тот, естественно, по морде пару раз схлопотал. Может, и не пару. Впрочем, нечего по бандам всяким шарить! Ну так вот, как услыхал, так сразу на хуторок и отправился. С бригадой своей. Человек двенадцать всего, зато отборные. Сплошь ветераны да собутыльники. Это я потом узнала, что супружник мой в свое время повоевать умудрился. Чин даже какой-то имел в освободительной армии Зуберии. Что-то типа капитана.
К дому они подошли уже к ночи. Ну, в деревне ложатся спать рано, да и опять-таки, зазноба под боком, вот, видать, Горко бдительность и ослабил. Дом его моментом обложили, хворостом стены закидали. Собака, кобель такой большой, черный, на привязи, лаяла-надрывалась, а Горко все не шел.
— Слышь! — закричал тогда Эрик из-за поленницы, чрезвычайно удобно для него сложенной чуть поодаль от стен, — Горко, выходи! Выходи, говорю, а то запалим здесь все нахрен!
Но то ли любовь была такой пылкой, то ли собака ором своим все заглушала, но бравый атаман и не думал появляться. Тогда принц с командой начали верещать хором, применяя при этом, насколько я могу судить, выражения с использованием ненормативной лексики.
И тут…
Фьють! — просвистело что-то и принц обалдело уставился на стрелу, воткнувшуюся там, где только что мог быть его нос.
— Горко! — закричал Эрик и пригнулся, — выходи, хуже будет!
— Куда уж хуже? — благоразумно отозвался атаман.
— Выходи, поговорим!
— Знаю я Ваши разговоры.
— Мне лишь узнать от тебя кое-что нужно! Не трону!
Фьють!
— Не трону, говорю, мать твою! Не вылезешь, подожгу здесь все нахрен. И сам пропадешь, и ублюдки твои! Хоть их пожалей.
Горко задумался.
— Но ведь и ты тогда ничего не узнаешь? — задумчиво произнес он.
— Зато удовольствие получу, — зло отозвался принц. Его команда радостно загоготала.
— Выходи, не трону, — повторил Эрик, — последний раз предлагаю.
— Поклянись!
Принц задумался. Он с детства был уверен, что клясться нехорошо. Что-то там было в Писании на этот счет, да и вообще, слово его без пяти минут королевское как-то сомнению никто подвергать не пытался. Слово, оно, сами знаете как, вылетело, замучаешься обратно запихивать. А принц наш, хоть и случалось ему оное нарушать, попытки выразить недоверие к своей персоне, как правило, жестоко пресекал.
— Ну, поклянись! — не унимался Горко.
— Мамой клянусь! — растерянно выкрикнул принц.
Через пару минут напряженного молчания атаман отозвался:
— Не, ей не надо! Чем-нибудь еще поклянись!
Эрик задумался. Непонятно, чем не удружила бравому атаману королева, но с его желаниями пока следовало считаться.
— Ну ладно, — ответил принц, — тогда женой!
Горко, похоже, снова задумался.
— А больше ничем не можешь? — неуверенно отозвался он.
— Слушай, — вспылил принц, — имей совесть! Я что, всех своих родственников должен перечислять?