Принц Галлии
Шрифт:
Габриель протянул было руку, чтобы откинуть полог, но тут же убрал ее, едва лишь коснувшись пальцами шелковой ткани. Лицо его мгновенно покраснело до самых мочек ушей.
— Вам больше ничего не нужно? — спросил он.
— Все в порядке, можешь идти, — ответил Филипп. — Вижу, тебе не терпится поскорее улизнуть.
— Ну… Полагаю, госпожа Амелия не хотела бы, чтобы кто-нибудь увидел ее ночью в ваших покоях.
— Да, ты прав. В таком случае проверь, не вздумал ли какой-нибудь усердный служака встать на страже возле самого входа, а если да, то прогони его в конец коридора.
— Доброй вам ночи, — кивнул Габриель и торопливо покинул комнату.
С минуту Филипп стоял неподвижно, уставившись взглядом в дверь, и гадал, как долго ему осталось ждать Амелину и придет ли она вообще. Вдруг за его спиной послышался весьма подозрительный шорох. Он вздрогнул, резко обернулся и увидел, что из-за полога кровати выглядывает хорошенькая девичья головка в обрамлении ясно-золотых волос. Ее большие синие глаза встретились с его глазами.
— Ну! — нетерпеливо отозвалась она.
— Амелина… — пораженно прошептал Филипп. Теперь он понял, почему так смущался Габриель — в комнате пахло женскими духами!
Амелина соскочила с кровати на устланный мягким ковром пол, подошла к обалдевшему Филиппу и взяла его за руки. У него томно заныло сердце.
— Габриель угадал…
— Я все слышала. Он будет молчать?
— Будет, не сомневайся. — Филипп смерил ее изящную фигурку быстрым взглядом: она была одета лишь в кружевную ночную рубашку, доходившую ей почти до лодыжек. — Ты что, вот так и пришла?
Амелина тихо рассмеялась.
— Конечно, нет, милый. Хоть я и сумасшедшая, но не до такой же степени! Я разделась тут, а платье спрятала за кроватью.
— Боже мой!.. Ты…
— Да, — сказала она, страстно глядя ему в глаза. — Я уже все решила. Давно решила. Я знала, что рано или поздно это произойдет. И когда мы получили известие о твоем возвращении, я чуть не потеряла голову от счастья. Я ехала в Тараскон не на твою коронацию, а чтобы увидеть тебя, чтобы… чтобы быть с тобой здесь, в твоей спальне, чтобы принадлежать тебе… Ну, почему ты не целуешь меня, Филипп? Дорогой мой, любимый…
Он рывком привлек ее к себе и покрыл ее лицо нежными поцелуями. Затем опустился на колени и обнял ее ноги.
— Амелинка, родная моя сестричка…
— Нет, Филипп, — твердо произнесла Амелина. — Я больше не хочу быть твоей сестричкой — ни родной, ни двоюродной. Я хочу быть твоей любимой.
Филипп потерся щекой о ее бедро. Сквозь тонкую ткань рубашки он чувствовал тепло живого тела — такого соблазнительного и желанного. Амелина ерошила его волосы; ему было невыразимо приятно, и он постанывал от наслаждения.
— А знаешь, милый, никто не верит, что между нами ничего не было. Даже Гастон. Когда наш лекарь сказал ему, что я еще девственница, брат долго хохотал, затем разозлился, обозвал мэтра дураком и невеждой и чуть было не прогнал его. Мне едва удалось уговорить Гастона, чтобы он изменил свое решение.
— Бедный лекарь, — с улыбкой произнес Филипп. — За правду пострадал.
— А Симон, глупенький, так и не понял, что это он сделал меня женщиной.
Филипп
— У вас есть сын, Амелинка.
— Да, есть. Жаль, что не ты его отец.
— Симон мой друг, — в отчаянии прошептал Филипп.
— А я твоя подруга, и я люблю тебя. Больше всего на свете люблю. В детстве я так мечтала стать твоей женой, да и Гастон хотел, чтобы мы поженились, и очень неохотно выдал меня за Симона.
— Но ведь ты не возражала.
— А с какой стати мне было возражать? Если бы ты знал, что я пережила, когда мне стало известно о твоей женитьбе на кузине Эрнана. Я была убита, я думала, что умру, я не хотела жить! А Симон все утешал меня… И вообще, он такой милый, такой добрый, так меня любит… — Внезапное всхлипывание оборвало ее речь. — Но ты… Ты всегда был для меня самым лучшим, самым дорогим, самым милым, самым… самым… Господи! Да все эти годы я жила одной лишь мыслью о тебе… — Она всхлипнула снова. — Когда умерла твоя жена, я была беременна… Увы!.. И к счастью для Симона… Иначе я сбежала бы от него, приехала бы к тебе в Кантабрию, жила бы там с тобой, как твоя любовница, и чихала бы на все сплетни, на все, что бы обо мне ни говорили, как бы меня ни называли. Главное, что я была бы с тобой.
— Мне тебя очень не хватало, сестренка. Я часто думал о тебе, там, на чужбине…
Амелина вздрогнула всем телом. Филипп поднял голову и враз вскочил на ноги.
— Амелиночка, не надо плакать, родная моя. Все, что угодно, только не это. Или я тоже заплачу, я это умею.
Глаза его вправду увлажнились. Он взял ее руку и провел ею по своей щеке.
— Вот видишь! Не надо, прекрати, любимая.
— А ты делай что-нибудь, не стой, как вкопанный.
Филипп подхватил ее на руки и забрался вместе с ней на кровать.
— И что же теперь будет с Симоном? — спросил он то ли у нее, то ли у себя.
— Не знаю… И знать не хочу… Прости меня, Господи, грешную! — И Амелина прижалась губами к его губам в страстном поцелуе.
«Прости меня, Симон, грешного», — напоследок подумал Филипп, со всей ясностью осознав, что уже не сможет спасти мир от появления еще одной прелюбодейки.
Да и не хочет этого.
Глава XIV
в которой мы знакомимся еще с двумя персонажами нашей повести, а затем надолго прощаемся с ними
Когда во время охоты он неожиданно упал с лошади, то счел это лишь очередным звеном в длинной цепочке досадных неприятностей сегодняшнего дня — далеко не лучшего дня в его жизни. Он даже не подозревал, что именно в этот день ему улыбнулась удача, а впоследствии и вовсе позабыл об инциденте, случившемся вслед за этим и во многом предопределившим его дальнейшую жизнь… Впрочем, обо всем по порядку.
Травля оленя была в самом разгаре, поэтому неудивительно, что никто из ее участников, включая слуг, не заметил его падения. Он же не позвал на помощь, не затрубил в рог, а лежа под кустом, страстно благодарил Бога, что при таком внезапном падении не разбился, ничего не сломал, даже как следует не ушибся и лишь отделался легким испугом.