Принц Галлии
Шрифт:
— Нет-нет, я правильно тебя поняла. И ты, и Елена, и дядюшка Клавдий, и мой дражайший отец — все вы предлагаете мне одно и то же, только в разной форме. Ну, нетушки, ничего у вас не получится! Утешить его я, конечно, утешу, и очень скоро, может быть, на днях… А может и нет. Чесно говоря, я боюсь приближать его к себе, у него с головой не все в порядке. Пока мы с ним просто друзья, он держит себя в рамках приличия, но когда наша дружба перерастет в нечто большее… Эх, помяни мое слово, Матильда, я еще горько пожалею об этом.
Девушка растерянно покачала головой:
— Простите, сударыня,
— Поймешь, когда мы с Рикардом разойдемся.
— А почему вы должны разойтись?
— Какая же ты неугомонная! — несколько раздраженно произнесла Маргарита. — Ну, как ты не можешь понять, что на одном Рикарде свет для меня клином не сошелся. Кроме него, есть еще много интересных мужчин.
— Ах, сударыня! — воскликнула Матильда, всплеснув руками. — Подумайте, наконец, о своей бессмертной душе!
— Ой! — Маргарита подскочила, как ужаленная. — Снова за свое?
Матильда потупилась.
— Прошу прощения, сударыня, я не нарочно. Я просто подумала, что с каждым днем вы все глубже погрязаете в пороке, и…
— Замолчи! Я ведь запретила тебе читать мне нотации. А ты злоупотребляешь моей благосклонностью.
— О нет, сударыня, я и не думала злоупотреблять вашей добротой ко мне. Просто вчера монсеньор Франсуа…
— Франциско, Матильда. Когда уже ты научишься правильно говорить? Твое блуаское произношение порой раздражает меня… Так ты вчера снова была на исповеди у нашего драгоценнейшего епископа?
— Да, сударыня, была.
— И, разумеется, вы опять обсуждали мое поведение?
— Ну, да. Монсеньор Франциско сказал, что если я люблю вас, то должна заботиться о спасении вашей души. Он рассказывал, как страдают в аду блудницы… — Матильду передернуло. — Это ужасно, сударыня! Мне страшно подумать, что рано или поздно вас постигнет кара Божья.
Маргарита досадливо поморщилась.
— Хватит, золотко, — ласково промолвила она. — Моя душа принадлежит мне, и я как-нибудь сама позабочусь о ее спасении. Ну а что до монсеньора епископа, то отныне я запрещаю тебе ходить к нему на исповедь. Ка-те-го-ри-чес-ки.
— А как же…
— Я попрошу Бланку, чтобы она рекомендовала тебя своему духовнику, падре Эстебану. Он тоже изрядный ханжа, но человек весьма порядочный и тактичный. Ясно?
— Умгу…
— Это мой приказ, Матильда. Я не хочу, чтобы ты стала истеричкой по милости этого бешеного пса в епископской мантии…
— Сударыня! — Матильда испуганно перекрестилась. — Как вы можете говорить так о его преосвященстве?!
— А так, просто. Могу и все. Его преостервененство поступает с тобой непорядочно. Он попросту использует тебя. Использует по просьбе моего отца, кстати, — чтобы через тебя влиять на меня. Думаешь, это за твои красивые глазки наш епископ вызвался стать твоим духовником, духовником простой фрейлины? Отнюдь! Это он сделал по наущению папеньки. Вот скажи: много вы с ним говорите о тебе самой?
— Нет, не очень много.
— А большей частью обо мне, верно?
— Верно. Монсеньор Франциско говорит, что я совершаю мало грехов; однако грешить можно не только поступками, но и бездействием. И самый большой мой грех — это то, что я не прилагаю всех усилий, чтобы помочь вам встать на праведный…
— Все, хватит! —
— Да. Только…
— Что еще?
— Я вот вспомнила, что вы давеча сказали о госпоже Елене. Вы назвали ее сводницей.
— Так оно и есть.
— Вы ошибаетесь, сударыня. По мне, госпожа Елена очень воспитанная и порядочная барышня. Она тактична, внимательна к другим, такая жизнерадостная и остроумная. Коль скоро на то пошло, я бы хотела быть похожей либо на нее, либо на госпожу Бланку.
— А на меня? — с лукавой усмешкой спросила Маргарита.
Матильда в замешательстве опустила глаза и виновато пробормотала:
— Я очень люблю вас, сударыня. Поверьте. Больше всех других я люблю вас и моего братика…
— Но быть похожей на меня не хочешь, — закончила ее мысль принцесса. — И правильно делаешь. Я, кстати, тоже не хочу, чтобы ты походила на меня. Ты только посмотри на тех фрейлин, которые во всем подражают мне. Жалкое зрелище! Если меня называют ветреной и легкомысленной и лишь слегка журят за мое поведение, то их сурово осуждают. В глазах света они потаскушки, ибо между мной и ими существует большая разница — я принцесса, наследница престола, женщина ни от кого не зависимая, а они девицы на выданье с изрядно подмоченной репутацией. Но также я не хочу, чтобы ты походила на кузину Елену, эту притворялу и лицемерку, которая только изображает из себя порядочную барышню. Девственница — а в мыслях еще более развратна, чем я; вот какая Елена на самом деле. Она с вожделением смотрит на любого симпатичного парня, даже на своего брата… и, кстати, на него особенно. Уж лучше бери пример с Бланки. Вот она действительно порядочная женщина, почти ангел.
— О да, сударыня, — с готовностью кивнула Матильда. — Я очень люблю госпожу Бланку… Конечно, после вас и моего братика, — последние два слова она произнесла с тоской в голосе.
— Все скучаешь по нему?
— А как же мне не скучать? Скоро будет три года, как мы не виделись, а у него все не получается навестить меня.
— Наверное, он уже позабыл тебя, — высказала свое дежурное предположение Маргарита, и, как всегда, Матильда обиделась.
— Вы ошибаетесь, сударыня, этого быть не может. Вы просто не знаете Этьена, он совсем не такой, он хороший. Этьен очень хочет навестить меня, но у него никак не получается. Учтите, сударыня, он только на год старше меня, а ему приходится управлять всем нашим имением. Правда, оно небольшое, но после отца осталось столько долгов…
Эта песенка о долгах уже порядком набила Маргарите оскомину. В припадке великодушия она предложила:
— А хочешь, я оплачу все ваши долги?
— Вы? — изумленно переспросила Матильда. — Вы оплатите?
— А почему бы и нет? Считай это вознаграждением за три года безупречной службы. Но только при одном условии: Этьен должен немедленно приехать в Памплону и погостить здесь самое меньшее месяц. У меня больше нет сил терпеть твои приступы меланхолии. Согласна?
— Ах, сударыня, вы так добры ко мне! Даже не знаю, как благодарить вас…