Принц Генри
Шрифт:
Позже, когда солнце начинает клониться к горизонту, но до заката еще несколько часов, весь состав дам и команда спускаются во внутренний двор замка. Ванесса Стил, исполнительный продюсер, объявила, что все ассистенты и те, кто непосредственно не участвует в съемках, должны оставаться внутри или по крайней мере не на съемочной площадке. Поскольку съемка проходит на открытом воздухе, она не хочет, чтобы кто-то из нас случайно попал в кадр.
Я нашла идеальное место, чтобы наблюдать за съемками – на лесистой стороне замка, на холме. И рядом есть дерево – на всякий случай, для
Когда я поднималась сюда, то никого здесь не заметила.
Закрыв книгу, я осторожно выглядываю из-за ствола. Достаточно далеко… но ошибки быть не может – в нескольких ярдах от меня стоит Его Королевское Высочество принц Генри собственной персоной.
Тихонько охнув, я прячусь за дерево.
Когда я росла, была буквально завалена новостями о королевской семье, а стены моей спальни были увешаны плакатами с изображениями наших прекрасных принцев – как у каждой девушки в Весско. Николас был серьезным – уравновешенным, благородным, прямо как мистер Дарси. А Генри всегда больше походил на Фийеро Тигелаара из мюзикла «Злая» [16] – веселый, страстный, легкомысленный, сосредоточенный разве что на какой-нибудь очередной вечеринке и на собственных удовольствиях.
16
Wicked: The Life and Times of Wicked Witch of the West – мюзикл и сериал.
Поднимаюсь и осторожно выглядываю из-за дерева, чтобы взглянуть на него еще разок.
Сердце колотится как бешеное, и голова идет кругом, а горло сжимается, потому что – о господи, боже мой! – он идет прямо сюда! Целенаправленно, широким шагом, прямо в мою сторону. А значит, когда он будет здесь, мне придется с ним заговорить.
Хотя нет, мы встречались с ним однажды, совсем ненадолго – в прошлом году, в пабе, где он был со своим братом и Оливией Хэммонд, которая теперь принцесса Оливия, герцогиня Фаирстон. И хотя я знаю немало деталей о жизни принца Генри Джона Эдгара Томаса, для меня он по-прежнему остается красивым незнакомцем. А с незнакомцами я не слишком хорошо общаюсь.
Я озираюсь по сторонам в поисках пути к отступлению. Просто свернуться калачиком за деревом, как улитка в ракушке, уже не получится – очевидно, он заметил меня. «Вот черт!» Смотрю на ветки – я ведь отлично умею лазить по деревьям, – но даже самая низкая из них все-таки слишком высоко, чтобы до нее допрыгнуть. «Ну черт возьми!»
Он уже почти здесь. «Вот дерьмо. Дерьмо!»
Кажется, мне не хватает воздуха, и я вот-вот потеряю сознание. Что ж, по крайней мере тогда проблема разговора с ним будет решена, но от этого еще более неловко – это я по собственному опыту говорю.
Мысленно встряхиваю себя. Мне просто нужно придумать, что сказать. И теперь единственная мысль, витающая у меня в голове: «Придумай-хоть-что-то, придумай-придумай-придумай».
Руки у меня потеют и немеют.
Я могла бы осведомиться о здоровье его матери – это всегда
«Да пропади оно все пропадом!»
И… он уже здесь.
Я быстро опускаю взгляд и замираю, как олень в свете фар. Неотрывно смотрю на его черные ботинки, начищенные до зеркального блеска, потом поднимаю взгляд чуть выше, к его стройным ногам, затянутым в… полиэстеровые брюки? Бедра и пояс прикрыты белым пиджаком с ярко блестящими пуговицами с пурпурными вставками, а широкие плечи украшены эполетами с золотыми кистями.
Какой глупый наряд – как костюм Прекрасного принца, – но даже в таком наряде он умудряется выглядеть просто сногсшибательно.
Верхняя пуговица застегнута, подчеркивая его сексуальный мужественный кадык. У него точеный подбородок, покрытый короткой щетиной, дьявольски привлекательные полные губы, прямой царственный нос, густые, непослушные темно-русые волосы и такие красивые глаза, от которых захватывает дух, а слова и мысли просто теряются. В них словно заключена зеленая буря, и вместе с тем они теплые, как изумруды, отражающие солнечный свет. Я помню, как увидела его впервые и подумала, что ни один из его портретов не мог передать его удивительные глаза.
И теперь, когда я снова вижу его, убеждаюсь в этом снова.
Даже если бы дар речи не покидал меня регулярно, сейчас бы точно покинул.
Принц Генри хмурит брови, глядя на меня почти недовольно.
– Кто-то умер?
Вопрос настолько нелепый, что я даже забываю паниковать.
– Что?
– Или вы – ведьма? – он прищелкивает языком, качая головой. – Простите, викканка. Язычница? Поклонница темных искусств? Какой нынче политкорректный термин?
Это что, происходит на самом деле?
– Эм-м… Думаю, виккане – вполне приемлемо.
Он кивает.
– Точно. Так, стало быть, вы – викканка?
– Нет. Католичка. Не особо набожная, но…
– Хм, – он указывает на мои руки. – А что вы читаете?
– О… «Грозовой перевал».
Он снова кивает.
– Хитклифф, да?
– Да.
– Так это про толстого рыжего кота?
Я пытаюсь осмыслить, что он говорит. Комикс! Он думает, что я читаю комикс про кота Хитклиффа.
– Вообще-то нет, это о молодых мужчине и женщине, которые…
Он прищуривается, и уголки его губ подрагивают в улыбке, и я понимаю, что краснею.
– Вы шутите надо мной, Ваше Высочество?
– Ну да, – он посмеивается. – Кажется, получается не очень. И прошу, зовите меня Генри.
Мой голос звучит еле слышно, когда я пробую повторить:
– Генри.
Он все еще улыбается, но его улыбка смягчается – словно ему понравилось, как я это произношу. А потом, опомнившись, приседаю в реверансе, как и надлежало с самого начала.
– Ох. А я…
– Вы – леди Сара фон Титиботтум.
Внутри разливается тепло.
– Вы помните меня?
– Я никогда не забываю хорошенькое личико.
Мои щеки из розовых становятся ярко-красными. Цвета я меняю чаще, чем хамелеон, – это мое проклятие.
– Обычно я не очень хорошо запоминаю имена, – его взгляд скользит к моим бедрам, хотя он пытается смотреть мне за спину. – Но Титиботтум – весьма запоминающееся имя.
Обычно, когда я нервничаю, то просто молчу, но почему-то сейчас мне «повезло», и этот момент стал исключением.