Принц из Парижа
Шрифт:
– Ну, молодец, Димочка, тогда получи авансом!
Я подошла к нему и поцеловала. Его губы были горячими и податливыми. Буквально на секунду он растерялся, но потом ответил на поцелуй, торопливо и жадно. Я уже целовалась раньше, скорее из любопытства. Но ни один из поцелуев не производил на меня подобного впечатления. На меня вдруг накатила слабость. Так захотелось, закрыв глаза, плыть по этому бездонному ванильно-сладкому небу, где я, кажется, оказалась…
Но нельзя. Это новое и странное чувство и привлекало, и пугало меня в одно и то же время. Разве я думала о Димке
Я с трудом вырвалась из его объятий, схватила свою сумку и побежала прочь.
– Жанна!..
Он рванул за мной.
– Не сегодня! Увидимся завтра! – прокричала я, не оглядываясь.
Передо мной лежала заснеженная улица. Я бежала, поскальзываясь в мокром снегу, потому что не хотела сейчас оставаться один на один с Димкой. Слишком о многом мне нужно было подумать, слишком многое пересмотреть.
Я уже не понимала ничего и ничего не знала – ни о себе, ни о своих друзьях. Я запуталась, как Леди Ди в клубке шерсти, как глупая муха в паутине. Я не знала, что дальше делать. Буквально за несколько дней все старое вдруг разрушилось, а из-под обломков показалось нечто новое, пока еще трудноразличимое, непонятное.
– Жанна, тебе звонила Алиса, очень просила перезвонить, – встретила меня в прихожей мама.
– Хорошо, мамочка, – отозвалась я и даже взяла телефонную трубку. Но звонить, конечно, не стала, а, сев на диван, прижала телефон к животу и замерла, словно заснула.
И тут раздался звонок.
Так резко и неожиданно, что я чуть не подскочила.
Поколебавшись полминуты, я поднесла телефон к уху и нажала прием.
– Да?
– Жанна, это Алиса.
Она представилась, будто за время нашей короткой ссоры я могла забыть ее голос.
– Жанна, не бросай, пожалуйста, трубку. Мне нужно сказать тебе что-то очень важное.
Я пожала плечами, хотя бывшая подруга не могла сейчас меня видеть.
Приняв молчание за знак согласия, Алиса продолжила:
– Понимаешь, Жанна, то, что ты мне рассказала, никак не давало мне покоя. Ну, про ту записку Беляеву… Я поговорила с Лешкой. Он тоже был уверен, что записка от меня, да и Совицкий, оказывается, прямо сказал, будто ты его девушка, а я влюблена в Беляева. Это совершеннейшая неправда!.. Нет, ты послушай! Я стала расспрашивать о Совицком в классе, и знаешь, что о нем думают – что он очень себе на уме! Он вовсе не такой простачок, каким кажется. И еще я уверена, что ту записку от моего имени написал именно Димка! Он тоже ходил в танцевальную студию, а еще бывал у меня и видел на столике духи. Ну, вспомни, он когда извиняться приходил, все возле них крутился! Я просто уверена, что это его рук дело, и наш Совицкий – серый кардинал или, иначе говоря, великий комбинатор. Представляешь!.. Жан! Ты чего молчишь?..
Я держала трубку как можно дальше от уха, как будто из нее могла выползти ядовитая змея и ужалить меня.
– Ты же говорила, что Совицкий в житейских вопросах ни бум-бум? – машинально спросила я.
– Я ошибалась, – призналась Алиса.
– Я тебе не верю!
Я наконец нажала отбой.
Тишина
А Гаспар Ульель, глядя на меня со стены, улыбнулся презрительно и насмешливо: «Ну что, убедилась, какая ты дура?»
Я легла на диван и закрыла голову подушкой только для того, чтобы не слышать этой пронзительной тишины.
Такое ощущение, что я очутилась на детской карусели и весь мир вращается вокруг меня, изменяясь день ото дня так, что я не узнаю ни людей, ни пейзажи. Постоянный хоровод, пестрая путаница, от которой кружится и болит голова. Остановите же карусель! Перестаньте раскручивать землю!.. Все это немного слишком для меня.
Когда головокружение прекратилось и мне стало лучше, я поднялась и села. Судя по часам, прошло максимум минуты три, судя по ощущениям – как минимум три жизни.
Пальцы уже не дрожали, когда я набрала знакомый номер.
– Здравствуйте, а Дима дома? Позовите его, пожалуйста, к телефону.
Он подбежал тут же.
– Жанна! Я так рад!..
Я закусила губу. Еще сегодня я сама его поцеловала. Тогда мне казалось, что в моей жизни что-то меняется. Я смеялась – и тем не менее уже почти была влюблена. Глупо! До чего же глупо! Нет, не нужно об этом. Не стоит забивать себе голову. Я должна быть веселой, как птичка. Я Жанна, француженка, и мне не к лицу печаль и пустые раздумья.
Как там поется?
Non je ne regrette rien…
Я и вправду не жалею ни о чем.
– Я все знаю.
Мой голос был холоден и спокоен.
– Ты о чем? – спросил он, стараясь скрыть испуг, но он уже прорывался наружу.
– Обо всей этой истории с Беляевым. Ты хвастался, что все рассчитал с сегодняшней дуэлью, но поскромничал, умолчав о записке. Поздравляю, ты умеешь закручивать интриги.
– Но я не писал ее!
Я усмехнулась. Шутка, достойная первого класса.
– Конечно, не писал. Печатал.
– Но…
Если мне еще требовалось подтверждение, я нашла его в Димкином голосе, в его беспокойстве и явном страхе. Говорить больше было не о чем.
– Счастливого вечера. Бай-бай! – прервала я его и нажала отбой.
Два оборванных разговора. Не слишком ли много на сегодня? Может быть, хватит.
Глава 11,
в которой снова говорится о Париже
– Давай я тебе вот здесь подкрашу, а то блестки неравномерно легли…
Алиса пристально оглядела меня и, зачерпнув кисточкой немного золотистых теней с блеском, стала наносить их мне на левое веко.
О ноги терлась Леди Ди, все еще надеясь обратить на себя мое благосклонное внимание. Но в этот раз совершенно тщетно, потому что сегодня у нас были дела поважнее. Мы готовились к новогодней вечеринке.
Нет-нет, не пугайтесь: это вовсе не новая Алискина идея охоты на несчастного Беляева. Речь идет о совершенно обычной школьной вечеринке, хотя слово «обычная», на мой взгляд, все равно не подходит к новогоднему вечеру. От Нового года всегда ждешь чуда, сколько бы тебе лет ни было – шесть или шестнадцать.