Принц на черной кляче
Шрифт:
– Яша, ты подержи его, а я за освященной водицей сбегаю. – Бабушка подхватилась с кровати и торопливо вышла из пристройки.
Яков тяжело вздохнул, потом присел на краешек кровати и, стараясь не причинить мальчику боль, обхватил его корчившееся в судорогах тельце и прижал к груди.
– Ах ты, бедолага мой! – ласково прогудел он, подув на вспотевшее лицо ребенка. – За что ж так судьба с тобой обошлась, а? Ведь такой мальчонка толковый, тихий, добрый… Слышите меня, охламоны? – Яков сурово посмотрел на прижавшихся друг
– Батя, ты чего? – возмутился Сашка. – Мы и так Петьку защищаем всегда, к тому же его никто, кроме Любки, и не обижает! А Любке вы сами запрещаете косы драть.
– Можете драть, – вполголоса пробубнил Яков, оглянувшись на дверь пристройки. – Но так, чтобы бабушка с тетей не видели. Уж очень гадкая девчонка, поучить ее надо бы, да вот некому. На уговоры она плевать хотела, а пороть мне ее запретили. Так что вы уж сами, ребята, объясните ей, что к чему. Особливо ежели она Петьку снова обижать начнет.
– А я все бабушке расскажу! – От резкого девчоночьего голоса все вздрогнули и оглянулись.
На пороге стояла злобно прищурившаяся Люба, но стояла она недолго. В следующее мгновение отлетела в сторону, ударившись локтем о дверь, а в пристройку вбежала перепуганная Надя:
– Что с Петечкой? Бабуля сказала, плохо с ним! Ой, мамочки! – Она бросилась к задыхавшемуся от рыданий братишке. – Петя, Петечка, что с тобой? Ну, скажи, не молчи!
– Да ниче с ним не будет, – брезгливо дернула губой Люба, потирая ушибленный локоть. – Было бы из-за чего пихаться! Небось приснилось что-то, вот этот трусятина и разревелся! Трусятина-колбасятина!
– Пошла вон отсюда! – прошипел Сашка, угрожающе двинувшись к кузине. Следом за ним решительно направились братья. – Еще раз гавкнешь что-то на Петьку – по губам врежу! А щас – чтоб духу твоего тут не было, крыса!
– Ах так… ах ты вот как… – Люба поджала и без того узкие губы, медленно, с прищуром обвела взглядом всех, кто был в пристройке, словно составляя расстрельный список, затем прошипела: – Ну, вы у меня еще попомните!
И, резко развернувшись, с топотом умчалась в глубь двора.
Через пару секунд вернулась бабушка, осторожно неся стакан с водой. Зашептав молитву, она сначала обрызгала внука этой водичкой, а потом с помощью Якова заставила мальчика выпить хотя бы пару глотков.
А потом забрала у сына обмякшее тельце мальчика и еще минут двадцать укачивала постепенно успокаивавшегося ребенка.
До тех пор, пока Петя не перестал судорожно, со всхлипом, вздыхать.
– Так что ж тебе приснилось, родненький, – ласково спросила она, как только мальчик открыл измученные глаза и смущенно посмотрел на бабулю. – Что ты так распереживался?
– Мне приснилось, что я выздоровел, – еле слышно прошептал мальчик. – И мог бегать, и мог прыгать, и был сильным, крепким… А потом мне сказали, что я таким никогда не буду…
– Кто
– Бог.
– Боженька не мог такого сказать, он никогда не лишает человека надежды!
– Это был не твой бог, а мой.
– Господь у нас один, просто имена у него разные. Лапушка ты мой родненький. – Бабушка еще крепче прижала к груди внука. – Теперь понятно, почему ты так плакал! Но поверь бабушке: кто бы там тебе ни приснился, это был не Бог. И он набрехал тебе – ты обязательно поправишься! Ты ведь уже бегать научился, а подольше у меня погостишь, с братовьями потренируешься – и окончательно на поправку пойдешь!
– Я знаю, – твердо произнес Петя.
– Ну вот и славно. А теперь пора завтракать, там тетя Маня блинков напекла, сметанка свежая – вку-у-усно!
Все действительно было очень вкусным, но Петя есть не мог. Мальчику сейчас больше всего хотелось не есть, а прямо сейчас, сию минуту, отправиться к неведомым каменюкам вместе с Любкой.
Именно с Любкой.
Петя не очень понимал, что такое жертва и куда ее надо нести. Но на уровне ощущений он знал – лысый дядька требует плохое. Очень плохое. Тому, кого Петя заманит в каменюку, может быть, будет даже больно.
А Петя не хотел, чтобы Надюшке было больно. И Сашке… И Сеньке… И Ваньке…
А Любке – пусть! Она гадкая, противная, злая, она сама все время ему смерти желает! А он, Петя, ей такого не желает, Сашок прав – так думать нехорошо.
Но вот против того, чтобы Любке было больно, Петя ничего не имел. А пусть пострадает ради братика, может, добрее станет! Ну а если не станет – что ж, пусть остается такой же гадкой, зато он, Петя, выздоровеет. И тогда Любка побоится его обижать, может и в нос получить!
– Петенька, внучек, ну что ж ты так плохо кушаешь? – Мягкая теплая ладонь бабули ласково провела по отросшим за лето вихрам мальчика. – С одним блином уже минут пять возишься, остыло ведь все!
– Да что-то не хочется, бабуль. Тошнит.
– Ах ты мой бедненький! Это ж надо так расстроиться! Ты сегодня с ребятами на море не ходи, дома побудь. Дядя Яша тебе в тенечке под яблонькой одеяло постелит, ты полежи на нем, отдохни.
– Хорошо, бабуля.
– Ну вот и договорились.
– Петян, а можно мы твой возок возьмем, малышню катать? – просительно посмотрел на брата Ваня.
– Ха, малышню, – не выдержала молчавшая почти весь завтрак Люба. – Сам небось решил вместо Петьки кататься!
– Не твое дело! Тебя так точно катать не будем!
– И не очень-то и хотелось!
– Дура!
– Сам дурак!
Точно, Любку надо заманить.
Вот только как?
Глава 13
Задумавшись над решением этой задачи, Петя совершенно упустил из виду главное. И главное, встряхнув слегка примятые перья, упорхнуло следом за убежавшими к морю братишками.