Принц-негодяй, брат короля
Шрифт:
У королевы же Алисенты был на уме свой кандидат, ее старший сын, принц Эйгон, сводный брат Рейниры. Но Эйгон был еще мальчишкой, на десять лет моложе принцессы. Помимо этого, отпрыски короля между собой не ладили. «Тем больше резон соединить их браком», – говорила королева. Визерис не соглашался. «Мальчишка – плоть от плоти ее, и она хочет, чтобы он воссел на троне», – говорил он лорду Стронгу.
Наконец король и Малый Совет решили, что наилучшим будет выдать Рейниру за ее троюродного брата Лейнора Велариона. Хотя Великий Совет 101 года не возвел его на престол, отпрыск дома Веларионов все равно оставался внуком доброй памяти принца Эймона Таргариена и правнуком Старого Короля, получив драконову кровь с обеих сторон. Такой брак сулил объединение и усиление королевской крови и примирение Железного
Однако король и Совет пренебрегли мнением принцессы, а Рейнира, как истинная дочь отца своего, имела свое мнение о том, за кого ей следует выйти замуж. Чем больше она узнавала о Лейноре Веларионе, тем менее ей хотелось становиться его невестой. «Ему, скорее, мои сводные братья больше по вкусу придутся», – сказала она королю (а принцесса, отметим, всегда именовала сыновей Алисенты сводными братьями, подчеркивая отличие). Сколько бы Его Величество ни уговаривал дочь, ни умолял ее, затем начав и кричать, называя ее неблагодарной, никакие слова его не могли поколебать ее… пока король не завел речь о наследовании. Король хозяин делам своим, заметил Визерис. Что сделал, то и отменить может. Ей следует выйти замуж так, как он повелевает, иначе он наречет наследником престола ее сводного брата Эйгона вместо нее. И это сломило упорство принцессы. Септон Юстас рассказывает, что она упала пред отцом на колени, умоляя о прощении. Грибок же говорит, что она плюнула отцу в лицо. Сходятся они лишь в том, что, в конечном счете, приняла она волю отца своего.
Здесь сведения источников снова расходятся. В ту ночь, как говорит Септон Юстас, сир Кристон Коль пробрался в опочивальню принцессы, дабы признаться ей в любви. Сказал Рейнире, что в бухте их ждет корабль, умолял сбежать с ним за Узкое море. Они бы поженились в Пентосе, Тироше или древнем Волантисе, куда не распространяется власть отца ее, и никому не будет дела до того, что он нарушил свои обеты рыцаря Королевской Гвардии. Мастерство же его в обращении с мечом и моргенштерном станет порукой тому, что он с легкостью найдет себе дело, охраняя какого-нибудь богатого принца-купца. Но Рейнира отказала ему. В ней течет драконова кровь, напомнила она ему, и ей не пристало прожить жизнь женой продающего меч свой. А если он так готов отринуть клятвы рыцаря Королевской Гвардии, отчего же клятвы брачные будут более ценны для него?
Грибок же рассказывает совершенно иное. По его словам, именно принцесса Рейнира пошла к сиру Кристону, а не он к ней. Найдя его в одиночестве в Башне Белого Меча, она закрыла дверь и сбросила плащ свой, обнажив наготу свою. «Я сберегла для тебя свою девственность, – сказала она ему. – Бери ее сейчас, как доказательство моей любви. Она ничего не значит для того, с кем я обручена, да и, возможно, если он узнает, что я не невинна, то отвергнет меня сам».
Но вся красота ее и слова ее были напрасны, ибо сир Кристон был человеком чести, верным клятвам своим. В ярости и обиде принцесса надела плащ и убежала в ночь… где случилось ей встретить сира Харвина Стронга, возвращавшегося с ночной пирушки в веселом доме. Костолом уже давно желал обладать принцессой и не был наделен избытком совести, как сир Кристон. Так что именно он забрал невинность Рейниры, пролив кровь ее девичества мечом своего мужества… по словам Грибка, который заявляет, что застал их на ложе в начале дня следующего.
Как бы то ни было, но с того дня любовь, порожденная сиром Кристоном Колем в Рейнире Таргариен, сменилась ненавистью, и мужчина, доселе бывший постоянным ее спутником и рыцарем, стал худшим врагом ее.
И вскоре Рейнира отправилась в плавание к Дрифтмарку в обществе фрейлин своих (двоих дочерей Десницы и сестер сира Харвина в числе их), шута Грибка и своего нового рыцаря, самого
Сир Кристон Коль тем временем испросил милость королевы Алисенты, и Ее Величество с радостью даровала ее. Надев символ ее милости, молодой лорд-командир Королевской Гвардии разгромил всех зачинщиков, сражаясь в совершенной ярости. Победил Костолома, сломав ему ключицу и повредив локоть (отчего впредь Грибок стал именовать Костоломом его), но именно Рыцарь Поцелуев в полной мере познал гнев его. Любимым оружием Коля был моргенштерн, и от града ударов, коими осыпал он рыцаря сира Лейнора, у того треснул шлем, и он упал в грязь, лишившись чувств. Окровавленного сира Джеффри унесли с ристалища, и он умер спустя шесть дней, так и не придя в сознание. Грибок рассказывает, что сир Лейнор все шесть дней провел у его ложа и горько рыдал, когда тот умер.
Король Визерис был разгневан. Радостное празднество превратилось в дни скорби и обвинений. Однако говорят, что королева Алисента не разделила его неудовольствия и вскоре спросила, может ли стать сир Кристон Коль ее личным защитником. Прохладные отношения между супругой и дочерью короля не были секретом ни для кого, это подмечали даже послы Свободных Городов в своих письмах, что слали они в Пентос, Бравос и древний Волантис.
Вскоре сир Лейнор вернулся в Дрифтмарк, оставив всех в размышлениях относительно окончательности своей женитьбы. Принцесса осталась при дворе, в окружении друзей и почитателей. Сира Кристона Коля среди них более не было, и он всецело примкнул к партии королевы, «зеленым», однако дюжий и устрашающий Костолом (или Костосломаный, как его теперь величал Грибок) занял место его, став первым среди «черных» и пребывая рядом с Рейнирой на пирах, балах и охоте. Супруг нисколько не противился этому. Сир Лейнор предпочитал покои Высокого Прилива, где он вскоре обрел нового фаворита, местного рыцаря по имени сир Куорл Корри.
Впоследствии, хотя он и присоединялся к супруге в пору важных придворных дел, где его присутствие требовалось, большую часть времени сир Лейнор проводил отдельно от принцессы. Септон Юстас сообщает, что они делили ложе не более дюжины раз. Грибок в этом с ним согласен, но также добавляет, что Куорл Корри также часто присутствовал на сем ложе, ибо принцессу возбуждало зрелище резвящихся в постели мужчин, и время от времени они брали ее участницей утех своих. Однако Грибок сам себе противоречит, поскольку в других своих записях он заявляет, что в такие ночи принцесса оставляла мужа своего с любовником его, ища утешения в объятиях Харвина Стронга.
Где бы ни таилась истина, вскоре было объявлено, что принцесса ждет ребенка. Рожденный в последние дни 114 года от В. Э. мальчик был крупным и крепким, с каштановыми волосами, карими глазами и вздернутым носом (у сира же Лейнора нос был орлиный, волосы – светло-серебристые, и лиловые глаза, ясно говорившие о валирийской крови в его жилах). Лейнор возжелал назвать ребенка Джеффри, но отец его, лорд Корлис, настоял на своем. Ребенку дали традиционное имя дома Веларионов, Джекейрис, и впоследствии друзья и братья звали его Джейком.
При дворе все еще праздновали рождение первенца принцессы, когда у ее мачехи, королевы Алисенты, тоже начались роды. И родила она Визерису третьего сына, Дейрона… чьи глаза и волосы, в отличие от Джейка, ясно говорили о драконовой крови. Королевским указом младенцы Джекейрис Веларион и Дейрон Таргариен были при одной кормилице, пока их не отлучили от груди. Говорили, что так король хотел предотвратить вражду между мальчиками, взрастив их молочными братьями.
Если так, то надежды его остались тщетны, как то ни прискорбно.