Принц прессы
Шрифт:
Алекс покачал головой, посмеиваясь.
— Чувак, ты влюблен. Я имею в виду, ты раньше никогда не был влюблен по-настоящему? Я исключаю щенячью преданность-любовь в школе или что-то типа этого.
Желудок Маркуса дернулся, опускаясь вниз, от одного упоминания этого слова. Ему не понравилось такое представление. Он знал, что хотел больше, чем на одну ночь, а именно так у него и было все десять лет, но это совсем не означало, что он был готов выставить на продажу свою влюбленность. Господи. Это уже попахивает настоящим дерьмом. Он был без ума от девушки, с которой хотел встречаться. Но влюблен… он
— Я не схожу по ней с ума, ты, идиот. Она просто настолько отличается от всех других женщин, с которыми я встречался. Она.. не знаю, как выразиться… более реальна что ли. Я просто хочу встречаться с ней и получать удовольствие от этих встреч, а не только заниматься сексом. Хотя она очень сексуальна. Умная и милая, знаешь ли? Вот и все.
Алекс фыркнул.
— Как скажешь, чувак. Я рад, что это ты попал в эту ситуацию, а не я. Я был когда-то влюблен. Это огромная боль-в-заднице, я никогда такой не испытывал. Что бы я не делал, она все равно не была рада. Она вывернула всю мою жизнь наизнанку, а потом бросила меня ради Бреннера Колтрайна.
Маркус съел последнюю чипсу и развернулся, чтобы взглянуть на Алекса.
— Не может быть! Жена Бреннера Колтрейна твоя бывшая?
Алекс кивнул.
— Иногда мне кажется, что она закрутила со мной, только чтобы смогла познакомиться с ним или еще с какой-нибудь спортивной звездой. Черт бы побрал News Nancy, — сказал он, имея в виду поклонниц, которые следили за колонками в журналах, восхваляющих селебрити, известных спортсменов на WNN.
Маркус еще несколько секунд внимательно разглядывал Алекса, пытаясь представить женщину, которая бы заинтересовалась слегка небрежным, бородатым, тощем Алексом, по будням ведущем передачи на WNN, с каскадом волос и тремя костюмами за тысячу долларов. Наконец он покачал головой и поднялся.
— Ну, к счастью, как я уже сказал, я не влюблен. Мне хотелось бы встречаться с ней, но на этом все.
— Если это все, почему бы тебе не найти кого-нибудь еще для встреч? Того, кому ты нравишься, и кто не будет работать на Дерека Эмброуза. Он самый известный сукин сын.
Маркус рассмеялся.
— Да, думаю, ты прав. Он лучше предпочтет подать запрос в Верховный Суд, который вынесет приговор по поводу однополых браков и это будет джек-пот, нежели пойдет на уступки.
— Только после тебя, — сказал Алекс, когда они выходили за дверь.
Пока они оба шли по коридору в студию, Маркус не мог отделаться от ощущения, что ему совсем не хотелось встречаться с кем-то еще. Он хотел видеться только с Рене. И еще было кое-что в словах Алекса. А именно — его жизнь действительно перевернулась с ног на голову.
Рене вытащила термометр изо рта у матери и посмотрела на него.
— Отлично! — произнесла она, улыбаясь Элис.
— Я же сказала, — ответила мама. — Доктор сказал понаблюдать первые семь дней, а сегодня — десятый. После лечения — девятый. Тебе уже пора остановиться.
— Мам, — воскликнула Рене, забирая поднос с завтраком с тумбочки, — это же не больно померить температуру еще пару дней. Нет никакой волшебной формулы, чтобы ты быстрее оправилась от химиотерапии, ты будешь еще слабой. Но не словить какую-нибудь инфекцию — это очень
Элис вздохнула, затем слегка улыбнулась Рене.
— Я знаю, дорогая, знаю, ты делаешь все возможное, чтобы я выздоровела. Я очень ценю это и очень тебя люблю. Но мне хочется, чтобы ты нашла что-то для себя.
Рене смотрела на истощенное тело матери, ее изуродованную грудь после операции, закрытую футболкой, и маленький пушок волос, просвечивающий на коже головы.
— Ты же знаешь, мне не нужно что-то для себя. Если бы я смогла заплатить за сиделку, которая могла бы быть с тобой двадцать четыре часа семь дней в неделю, я все равно бы не смогла, оставить тебя на нее. Ты потратили на меня двадцать лет. Теперь пришла моя очередь. Мне нравится…, — она замолчала и подмигнула Элис. — Это же не будет длиться вечно.
Ее мать рассмеялась, и Рене спокойно покинула комнату, испытывая маленькую надежду, которую она не чувствовала уже долгое время.
Когда она прибыла на работу, чувство надежды Рене было разорвано в клочья, скомкано и выброшено в мусорную корзину, стоящую где-то вдоль дороги. Очень рано утром она встретилась со своим братом в реабилитационном центре, где он и находился, и эта встреча стала полной катастрофой. Дэвид выглядел расстроенным и одиноком, и его прогресс в выздоравливании замедлился. Он так хорошо шел к выздоровлению — большая часть мелкой моторики вернулась, он уже мог вести беседы, но он с трудом поднимался и спускался по лестнице, при этом не мог вспомнить название множества предметов, заставляя его израненную душу подыскивать самые простые слова, заикаясь, например, такое просто слово, как «метла». Школа, в которой он учился, предоставила репетитора, который приходил в реабилитационный центр, чтобы Дэвид не отстал от программы, но его перестали навещать друзья, занимаясь обустройством своих собственных жизней и решая свои собственные драмы. Короче, он был одинок и подавлен, и Рене была не уверена, что сможет каким-то образом поднять ему настроение, учитывая ее заботы, связанные с матерью.
Она опустилась за свой рабочий стол, положила сумочку и обед в ящике стола, опустила голову на руки, чувствуя себя еще раз побежденной. Страховая компания готова оплачивать только тридцать дней пребывание Дэвида в реабилитационном центре. В этот момент он может получить любые процедуры амбулаторно, а дальше лимит будет очень ограниченным. Ему просто необходимо пройти как можно больше процедур, пока он находится в центре прежде, чем оправиться домой. Но никакого положительного результата не предвидится, если он будет прибывать в таком упадническом состоянии.
— Мой брат заставляет тебя спать на своем рабочем месте?
Рене подскочила, уставясь в темно-синие голубые глаза, которые преследовали ее во снах после той ночи в гараже. Она почувствовала, как ее лицо залила краска и изо всех сил старалась не показывать, насколько рада видеть его.
— Доброе утро. Прости, еще нет и восьми, я не ожидала, что кто-то может прийти сюда.
— Пожалуйста, скажи мне, что ты спала не за рабочим столом, — он подмигнул.
Она засмеялась, несмотря на то, насколько неловко себя чувствовала перед ним.