Принц, простак и король-рыбак
Шрифт:
– Ой! Я забыла пергамент! – спохватилась девушка, уже переступая порог.
– Ничего. У меня есть, – успокоил ее старик и достал из ящика письменного стола небольшой кусочек пергамента.
Дождавшись, когда горничная выйдет из кабинета, Фердинанд Маркес еще раз окинул взглядом предметы в комнате и, глубоко вздохнув, принялся за работу. Он рисовал с удовольствием, даже с нежностью. Тщательно что-то закрашивал, обводил, правил. Руки старика колдовали над пергаментом, а память уносилась куда-то далеко-далеко.
…Желто-золотой день. Арагон. Сарагоса… Пылинки над дорогой кружатся в косых солнечных лучах. Небо синее-синее, точно такого цвета, как краска, сделанная Шарлоттой. Неподалеку – церковь в романском стиле. Из-за массивных стен и маленьких окон она напоминает крепость. Воскресная служба только что кончилась. Родители (еще совсем молодые) задержались у дверей храма, о чем-то разговаривая со священником, а маленький Фердинанд (всего-то четыре годика), вдруг предоставленный сам себе, рисует найденным угольком на стене церкви. Рисунок очень простой: вот – мама, вот – папа, вот – я, вот – прекрасная принцесса, а вот – страшный дракон. И Маркес с восторгом пририсовал меч… Одно из первых воспоминаний. С наивного рисунка жизнь началась, наивным рисунком и кончится.
– Шарлотта! – снова позвал старик.
Пока горничная бежала по коридору, Маркес успел спрятать пергамент в конверт, капнуть на него сургучом и приложить печатку, сделав оттиск – барсука, держащего ключ. Когда из-за двери выглянули большие глаза, нотариус протянул Шарлотте уже готовый к отправке пакет и кошелек, туго набитый монетами.
– Это письмо должно быть доставлено в Антверпен, Торговая улица, Флоресу младшему. И чем скорее, тем лучше. Трать сколько потребуется.
– Но здесь слишком много, – растерянно промолвила девушка, замотав головой.
– Излишки оставь себе, – отрезал Фердинад тоном, нетерпящим возражений – И поторопись, дорога каждая минута!
Он нервно оглянулся, словно за спиной могло стоять привидение. Ничего не понимая, Шарлотта взяла письмо и сунула за корсаж. Там оно будет в безопасности. Нотариус вдруг сильно сжал ее руку и быстро пробормотал:
– Спасибо… Спасибо за все…
После чего вытолкал девушку в коридор и запер дверь изнутри. Удостоверившись по звуку шагов, что горничная ушла, Фердинанд снова сел в кресло. Он глубоко дышал и считал про себя, стараясь успокоиться. Маркиз пообещал скорую встречу, значит, скоро нагрянет сюда. Этот негодяй что-то говорил про свою резиденцию. Там наверняка найдется и дыба… Старика передернуло. Нельзя, нельзя, чтобы ему досталась тайна! Сердце опять начало выпрыгивать из груди. Нотариус взял из шкафа маленький лиловый флакончик и нацедил под язык несколько капель. Это поможет… Аптекарь уверял, что средство надежное…
Ожидание не продлилось долго. Вскоре Фердинанд услышал настойчивый стук с крыльца. Открыла кухарка.
– Господин Маркес, к вам посетители!
В коридоре раздался тяжелый топот нескольких человек. Замок лязгнул под обрушившимся ударом. Кто-то начал остервенело ломиться в запертый кабинет. Однако старик уже не боялся. Он сидел в кресле не двигаясь, умиротворенно. Яд действовал быстро. И когда дверь слетела с петель, нотариус был уже мертв.
Глава I, в которой рыцарь все же приходит на помощь девушке
– Трактирщик! Еще пивка!
В обеденном зале, как обычно, собралось пестрое общество. Простые трудяги, забежавшие перекусить, скромно жевали булки и заказывали себе только полкружки пива – так можно было и сэкономить, и не сильно опьянеть, перед тем как вернуться к работе. Богатые торговцы, обсуждали за изысканной трапезой важные сделки. Негоцианты старались меньше пить сами, и больше наливать собеседнику. Кто побеждал в этой игре, тот и составлял капитал. Знатные горожане в ярких бархатных камзолах с тяжелыми геральдическими перстнями на холеных пальцах гуляли вовсю, стремясь пустить пыль в глаза публике и друг другу.
Центральное место в зале занимала длинная выскобленная локтями выпивох стойка. В начале своей карьеры она была девственно чиста. Однако за долгие годы ежедневных кутежей на вишневом дереве появились пропалины от упавших свечей, въевшиеся пятна от разлитых напитков, а кое-где можно было найти и выцарапанные ножом неприличные выражения. За порчу мебели трактирщик щедро отвешивал тумаки. Он возвышался за стойкой, как вепрь в логове. Грозный, толстый, в колпаке и красном фартуке. Закатанные рукава рубахи демонстрировали густую шерсть на его руках.
За спиной трактирщика выстроились в ряд огромные бочки. Сделанные из мореного дуба, они потемнели от времени и впитали в себя столько хмельного, что жуки-древоточцы, доведись им полакомиться такой бочкой, одновременно и выпивали бы, и закусывали. Розливом напитков хозяин занимался лично, а разносили их гостям служанки – бойкие девчонки, хорошо знающие, кому можно позволить себя ущипнуть, а кому – вмазать оплеуху. С тяжелыми подносами, уставленными пенящимися кружками, они сновали между больших столов, занимавших середину помещения. У стен притулились столики поменьше. За одним из них сидела неприметная компания.
Это были четверо городских стражников, закончившие дежурство и пришедшие в трактир развлечься. Их единственное обмундирование – ржавые шапели и боевые цепы – мирно лежали на лавке, сваленные в кучу. Посредине стола на блюде манила к себе, источая божественный аромат, жареная курица, и каждый из стражников отломил от нее кто ножку, а кто – крылышко. Четыре больших стакана уже были опустошены и наполнены заново. Снова взяв их в руки, друзья задумались.
– За что выпьем на этот раз? – спросил один из них с закрученными усами и шрамом на подбородке.
– Давайте, за герцога, – предложил самый молодой.
– За Эрика или за Вартислава?
– Давайте за обоих!
– Давайте!
Звонко чокнувшись, стражники выпили до дна. Шустрые служанки быстро обновили пиво.
– А теперь за что? – вновь спросил усатый, поднимая стакан.
– Теперь – за курфюрста Бранденбургского! – ухмыляясь, сказал самый старший с инеем морщинок вокруг хитрых глаз.
Приятели засмеялись и снова выпили.
– И Богу свечка, и черту кочерга!