Принц с простудой в сердце
Шрифт:
Выпив по рюмке коньяка и закусив лимоном, Трифонов поправил свой старомодный галстук и начал допрос в таком тоне, как разговаривают с котом — поглаживая его по шерстке.
— Вы, разумеется, уже наслышаны, Саул Яковлевич, о варварском ограблении адвоката Добронравова. В его квартире устроили настоящий погром и вынесли все картины.
— Конечно, слышал. И о нападении на офис слышал. Меня эта новость сразила наповал. Давид Илларионович вел очень замкнутый образ жизни. Я не верю, что он сам кому-нибудь рассказывал о находящихся в его доме картинах. Скорее всего, как предполагают ребята из моей службы безопасности, за картинами охотились давно, но у хозяина их взять не могли. Владельцы таких коллекций надежно хранят их, не хуже, чем мировые музеи. Грабители, очевидно, проследили за передвижением коллекции, выяснили, что работы попали в доступное помещение и воспользовались этим.
— Резонное замечание.
— Конечно. В моей охране работают профессионалы высокого класса.
— А как они объясняют тот факт, что грабители напали на офис адвоката, где не было картин?
— Это я могу вам и без анализа специалистов сказать. Дело в том, что самой ценной картины в квартире не оказалось. Подлинность ее вызывала сомнения, Добронравов забрал ее в офис и положил в сейф. Он собирался везти ее в Москву к бывшему владельцу для опознания, если можно так выразиться. Без этой картины, жемчужины коллекции, все остальные теряли вес. Это, как если бы в колоде карт не хватало червового туза.
— Вы знаете, кому принадлежит коллекция?
— Человеку, которого нет в стране, иначе он давно бы уже объявился и потребовал свои картины у хранителя. Пока мои картины не были застрахованы, я трижды отдавал их на сохранение Давиду Илларионовичу и всегда получал в целости и сохранности. Такой способ хранения может показаться странным с одной стороны, а с другой — очень надежным. Он оставляет вам расписку в получении картин и несет за них ответственность.
— И готов выплатить ущерб?
— Разумеется.
— А вы уверены в его платежеспособности?
— Конечно. Он хранит деньги в моем банке. И в других тоже, не менее престижных. Только не требуйте от меня раскрыть тайну вкладов.
— Не буду. Что за картины висели в доме Добронравова?
— Уникальная коллекция работ Федотова. Середина девятнадцатого века. Шедевры.
— Сколько их было?
— Не могу сказать. Когда я их видел, они лежали упакованные на полу высокой стопкой. Он показал мне лишь одну, которая вызывала у него сомнения в подлинности. Это «Сватовство майора». С этой картиной он и собирался ехать в Москву.
— Но не проще ли застраховать картины, а не передавать их на хранение частному лицу?
— Мне на это потребовалось три года. На каждое полотно нужно собрать документов больше, чем при Советской власти это делали желающие выехать за границу. Одних экспертиз должно быть не меньше пяти. Рентген и прочая волокита… И все это стоит бешеных денег…
— Вы прошли всю карусель, связанную со страховкой?
— Да. Чтобы иметь возможность выставлять картины на мировых вернисажах частных коллекций. Кстати, Давид Илларионович как адвокат и помогал мне оформлять страховой полис, взяв все заботы на себя.
— Какая же выгода Добронравову хранить чужие коллекции? Риск разориться?
— Камера хранения берет у вас чемодан и выдает квитанцию, но вы платите за хранение деньги. Я тоже платил, и немало.
— И на этом можно сколотить состояние?
— А как, по-вашему, работают банки? Процентные кредиты. Если не вдаваться в подробности, то можно провести некоторые параллели.
— Саул Яковлевич, я вижу, что вы человек серьезный и согласились откровенничать с нами только ради того, чтобы мы помогли Давиду Илларионовичу и нашли украденные картины. Из нашего разговора мне стало понятно, что вы знаете, какие картины похищены из его квартиры. Даже знаете, что в подлинности одной из них он сомневался и хотел везти ее в Москву. Версия вашей службы безопасности мне тоже понравилась. Прошу вас, сделайте последний встречный шаг и скажите, что вам известно об этой коллекции?
Шестопал встал, прошелся по комнате, потом вернулся, вновь разлил по рюмкам коньяк, который гостям пришлось выпить. Коньяк, конечно, хороший, слов нет, но гости предпочитали пить обычную водочку, когда могли себе это позволить.
— Я же уже сказал: коллекция уникальна. Кто ее владелец, я просто не знаю. Такие секреты Давид Илларионович не открывает никому. Все картины чистые. Коллекция наследственная. Когда я у него был в последний раз, за пару дней до его отъезда, он собирался забрать «Сватовство майора» в офис. Туда он и пригласил эксперта из Русского музея. Он никого не приглашал к себе на квартиру. Кроме меня и его гражданской жены. У него дома бывали единицы особо доверенных людей. И если эксперт выскажет сомнения, то он поедет с картиной в Москву к специалистам из Третьяковки.
— Что вызвало сомнения у Добронравова?
— Края картины. Они соответствовали подлиннику, висящему в Третьяковской галерее. Либо в его руки попал подлинник, либо гениальная копия. Но подлинник висит в Третьяковке. Правда, всем известно, что Федотов делал на заказ копии. Они даже есть даже в Русском музее. Но края не могут совпадать. Если он получил на хранение подлинник, то это криминал, а Добронравов с ворованными картинами дел не имеет, он уважает собственную репутацию. Но грабителям, как вы понимаете, не до чистоплюйства. Им нужен товар, а не искусство и не нравственность.
— А как вы думаете, Саул Яковлевич,— вмешался Куприянов,— хозяин картин мог знать о намерениях адвоката проверить подлинность одной из его картин в Русском музее и Третьяковской галерее?
— Я ведь вам уже ответил, что ничего не знаю о хозяине, но вашу мысль уловил.
— Ведь картины не застрахованы, и хозяин мог и не хотеть их страховать,— продолжил капитан.— Если имел на руках подлинник из Третьяковки.
— Да, я понял идею. Если среди коллекции есть пара-тройка картин ворованных или подмененных, то, скорее всего, хозяин воспротивится огласки, которая неизбежно повлечет за собой разбирательства на уровне вашего ведомства. Но знал ли он об этом? Люди доверяют свои ценности Добронравову только тогда, когда не могут сами контролировать ситуацию. А это значит, что они в отъезде и не где-нибудь в пригороде, а очень далеко.
— Но кто же другой мог устроить налет на офис и квартиру?
Шестопрал приподнял кустистые брови.
— Вы спрашиваете у меня?
— Извините, разошелся.— Куприянов, видимо, из-за растерянности сам себе налил коньяку и выпил.
— Мы вам очень благодарны за беседу,— поднимаясь, сказал Трифонов.— Спасибо за экскурсию. Получили истинное наслаждение. А почему бы вам не проверить свои шедевры еще раз? Так, для успокоения души?
— Моя душа спокойна.
— Просим прощения, что отняли у такого занятого человека столько времени.