Принц с простудой в сердце
Шрифт:
— Рад был помочь, если у меня это получилось. Не сочтите за труд, держите меня в курсе дела. А когда возвращается из Москвы Давид Илларионович? Он, наверное, очень опечален?
— Надеюсь, на днях мы его увидим.
Долгое открывание замков, дверей, и наконец-то они очутились на улице.
— Сейчас я сказал бы, что марки тут ни при чем! — заявил Куприянов.— Если бы не сломанные ножки от стульев и не вспоротые спинки кресел и дивана в квартире адвоката.
— Настала пора найти всех поклонников Федотова и не только в Питере, России, но и за рубежом. Всех! И пора ознакомиться с искусством великого мастера.
С этими словами Трифонов сел в машину.
5.
Впервые ему удалось выбраться в город. Анне Дмитриевне он сказал, что должен повидать друзей, которых пригласил на свадьбу, и они наверняка уже беспокоятся о нем. Десять дней прошло с момента его приезда и кошмарной катастрофы на шоссе, где погибла Юля. Анна Дмитриевна отнеслась к его желанию с пониманием, и ему дали машину покойного генерала. Доверенность хозяйка написала от руки, но тут же добавила, что машины с такими номерами не останавливают. После долгого простоя с черной «волгой» пришлось повозиться, но особых проблем не возникло, и рано утром Артем отправился в Питер.
В Ломоносове он заехал на почту и позвонил в Москву своему старому приятелю, специалисту по документам. В Питере Артем никого не знал, и ему требовалась поддержка.
— Привет, Алик. Как я рад, что застал тебя дома.
— Куда ты пропал, старина? Загораешь в Крыму?
— Хуже. В Санкт-Петербурге, и мне нужны книжки. Многотомник разных изданий.
— Нет проблем. Как раз в Питере живет очень хороший букинист. Моего уровня или даже выше. Он все сделает, что попросишь. Я ему сейчас перезвоню, и он будет готов к встрече с тобой. У него свое фотоателье в самом центре города на Литовском проспекте, дом девять, напротив трамвайной остановки. Можешь ехать к нему прямо сейчас, самое время. С утра он всегда на месте. Зовут его Николай.
— Спасибо за заботу, Алик, я не забуду тебя в своем завещании.
— Хочешь оставить мне свои ресторанные и гостиничные счета с корешками от самолетных билетов?
— А почему нет? Откроешь филиал музея МВД.
— Удачи тебе.
У Артема была очень хорошая зрительная память — если он где-то уже бывал, то найдет это место с закрытыми глазами. Другое дело — ездить на машине по незнакомому городу да еще по центру. Пару раз он нарушил правила, но гибэдэдэшники делали вид, что этого не замечали. Анна Дмитриевна права: автомобильные номера соответствуют документам водителя с неограниченными возможностями.
Мимо фотоателье проехать было невозможно. Хозяин не жалел средств на рекламу. Тут и фотографировали, и печатали, и проявляли, и обрабатывали цифровые фотографии.
Николай оказался пожилым лысеньким коротышкой, почему-то в длинном белом халате.
— Вам звонили из Москвы?
— Кто?
— Алик. Он рекомендовал мне обратиться к вам за мелкой услугой.
— Понял. Нет проблем. Но мои услуги платные.
— Конечно. Любой труд должен оплачиваться.
— Пройдите за мной.
Они уединились в маленькой комнатке-лаборатории, и хозяин протянул руку.
— Давайте, что у вас?
Артем достал два паспорта. Украинский и бельгийский.
— Смените фотографии на мои.
— Хорошо. Мне надо вас сфотографировать. Вечером заберете готовую работу. Как для друга моего друга я с вас немного возьму.— Он написал цифру на бумажке и подал Артему.
Этого «немного» в бумажнике покойного Вячеслава Бородина не имелось, придется воспользоваться кредитной карточкой бельгийца.
— Тут еще одна загвоздка. На моем лице четыре свежих шрама. На фотографии их быть не должно.
— Уберем. Не проблема.
Артема сфотографировали, и он ушел. Теперь ему надо было заехать на квартиру, которую для него сняли заказчики. Там оставались его документы и вещи. Четыре лучших костюма, инструмент, который всегда существовал в нескольких комплектах, так как от рабочего часто приходилось избавляться при отходе, как и случилось в последний раз.
Он ехал по набережной Фонтанки к площади Белинского, где находилось его временное прибежище, и думал о том, что вовсе не собирается никуда уезжать. По всем законам безопасности он должен как можно быстрее сесть в поезд или самолет по своему собственному паспорту и уехать как можно дальше. Идет следствие, и им занимается дока в криминальных делах. Речь идет не о простом ограблении, а двойном, а то и тройном убийстве. Если третий охранник остался жив, то он их видел. Правда, все они были в плащах и надвинутых на носы кепках, от которых избавились по дороге, но сам факт заведения уголовного дела всегда оставался главным аргументом для Артема, чтобы унести ноги без лишних сантиментов.
А он не мог этого сделать. В нем проснулась почти сыновья привязанность к страдающей женщине, и он понимал, какую боль ей доставит своим исчезновением. И еще. Ника! То, что он испытывал к ней, не поддавалось никакому осмыслению. Она не давала ему очухаться. Не успевал он приподняться с колен, как она вновь сшибала его с ног. Назвать свои чувства любовью, он не решался. Они походили на безумство. Как только Артем не пытался отмахнуться от бесконечных мыслей, связанных с девушкой, но не мог. Это она вцепилась своими когтями в его сердце, а не он в нее. Что такое восемнадцать лет?! Ветер просвистит в ушах, и она все забудет, а он все больше и больше погрязал в тине своих непонятных чувств и с легкостью поддавался им. То вялое сопротивление, оказываемое им нахлынувшей волне, выглядело смехотворно. А было ли желание оказывать сопротивление?
Он остановил машину у дома, вошел в парадное. Ключ от квартиры лежал в почтовом ящике, а ящик он открыл монетой. Поднявшись на третий этаж, Артем вошел в квартиру. Ее оплатили на месяц вперед, и он ни о чем не беспокоился. Все лежало на своих местах, ничего не тронуто.
Не торопясь он собрал свои вещи, документы, положил все в сумку и даже не стал убирать с кухонного стола прокисшие продукты, оставшиеся так и не съеденными с последнего визита.
Когда он вышел на улицу и направился к машине, к нему подошли двое с разных сторон и зажали в тиски.
— Не рыпайся, парень. На хромой ноге далеко не убежишь.
Вот уж не думал, что его так просто возьмут. А все дело в том, что он считал их покойниками. Как впрочем, и они его до поры до времени.
Савва и Иван остались живы и чувствовали себя намного лучше, чем он. Брыкаться не имело смысла.
— И что вы от меня хотите? — спросил он равнодушным тоном.
— Могила хочет тебя видеть, разговор есть.
Они впихнули его в стоящую у тротуара «ниву» и повезли к хозяину.
Могилой звали одного вора старой формации, который не признавал современных воровских законов, а жил по «понятиям». Он не имел своей группировки и не воевал за территории. С питерскими авторитетами жил в мире, работал с ограниченной группой лиц, имел крупные связи везде, где стоило их иметь, и никто не вмешивался в его дела. Он умел договариваться и убеждать. И если он чистил магазин на чужой территории, то согласовывал свои планы с хозяевами этого участка и платил им пошлину. Такие отношения всех устраивали, и в Питере Могила врагов не имел. А свою кличку он получил за умение молчать. Шесть раз Могила ходил в зону и ни разу никого не сдал. За это его еще больше уважали и доверяли ему. Короновали его во Владимирском централе. К нему ходили за советами, и он не раз выступал третейским судьей между враждующими кланами и умел находить компромиссы. Могила аккуратно делал взносы в общак и пользовался заслуженным уважением.