Принц-самозванец
Шрифт:
Едва он произнес последние слова, как один из кедров отворился и оттуда вышла закутанная в покрывало женщина в длинных белых одеждах.
— Я знаю, почему ты пришел ко мне, султан Сауд. Твое намерение чисто, и поэтому я окажу тебе помощь. Возьми эти две шкатулки! Пускай те двое, что хотят быть твоими сыновьями, сделают выбор! Я знаю, что настоящий твой сын выберет то, что нужно.
Сказав это, закутанная в покрывало фея протянула ему две маленьких шкатулки из слоновой кости, богато украшенных золотом и жемчугами. На крышках, которые султан тщетно пытался снять, были надписи из врезных алмазов.
Скача домой, султан гадал, что же содержится в шкатулках, которые ему, сколько он ни старался, открыть не удалось. Надписи тоже не проясняли дела. На одной крышке значилось: «Честь и слава», на другой: «Счастье и богатство». Султан подумал тайком, что и ему был бы труден выбор между двумя этими возможностями, одинаково соблазнительными, одинаково заманчивыми.
Вернувшись в свой дворец, он вызвал султаншу и сообщил ей мнение феи, и султанша преисполнилась дивной надежды, что тот, к кому ее влекло сердце, выберет шкатулку, которая докажет его царское происхождение.
Перед троном султана установили два стола. Собственноручно поставив на них обе шкатулки, султан сел на трон и знаком велел одному из своих рабов открыть двери зала. В открытые двери хлынула блестящая толпа созванных султаном пашей и эмиров его державы. Они опустились на роскошные подушки, положенные вдоль стен.
Когда все они уселись, король сделал знак во второй раз, и ввели Лабакана. Он прошел через зал гордой поступью, пал ниц перед троном и сказал:
— Что прикажет мой господин и отец?
Султан поднялся с трона и сказал:
— Сын мой! Возникли сомнения в подлинности твоих притязаний на это звание. Одна из этих двух шкатулок содержит подтверждение истинного твоего происхождения. Выбирай! Не сомневаюсь, что ты выберешь то, что нужно!
Лабакан поднялся и подошел к шкатулке. Он долго думал, что ему выбрать. Наконец он сказал:
— Досточтимый отец! Что может быть выше, чем счастье быть твоим сыном, что благороднее, чем богатство благоволения? Я выбираю шкатулку, на которой написано: «Счастье и богатство».
— Мы потом узнаем, верен ли твой выбор. А пока что сядь вон туда на подушку рядом с пашой Медины, — сказал султан и сделал знак своим рабам.
Ввели Омара. Взгляд его был мрачен, лицо печально, и вид его вызывал сочувствие у всех присутствовавших. Он пал ниц перед троном и спросил, какова воля султана.
Султан объяснил Омару, что он должен выбрать одну из шкатулок. Тот встал и подошел к столам.
Он внимательно прочел обе надписи и сказал:
— Последние дни научили меня, сколь ненадежно счастье, сколь бренно богатство. Но они же и научили меня, что в груди отважного живет нерушимое благо — честь и что сияющая звезда славы не исчезает заодно с богатством. И пусть я лишусь короны — жребий все равно брошен: честь и слава, я выбираю вас!
Он положил руку на шкатулку, которую выбрал, но султан приказал ему подождать. Он знаком приказал Лабакану подойти к своему столу, и тот тоже положил руку на свою шкатулку. А султан велел подать себе тазик с водой из священного колодца Земзема в Мекке, омыл руки для молитвы, повернулся лицом к востоку, пал наземь и стал молиться:
— Бог моих отцов! Ты, который веками хранил чистоту и подлинность нашего рода, не попусти, чтобы недостойный посрамил имя Абассидов, возьми под свою защиту моего настоящего сына в этот час испытания!
Султан поднялся и снова взошел на трон. Присутствующие замерли в ожидании, прямо-таки боясь дохнуть. Пробеги по залу мышонок, это было бы слышно — такая напряженная воцарилась вдруг тишина. Сидевшие сзади вытянули шеи, чтобы увидеть шкатулки через головы сидевших спереди. И теперь султан сказал:
— Откройте шкатулки!
И шкатулки, которые дотоле нельзя было открыть никакой силой, открылись сами собой.
В шкатулке, выбранной Омаром, лежали на бархатной подушке маленькая золотая корона и скипетр, а в шкатулке Лабакана — большая иголка и немного ниток. Султан велел обоим подойти со своими шкатулками к нему. Он снял с подушки коронку, и — о диво! — в его руке она стала расти, пока не достигла размеров настоящей короны! Он надел ее на голову своему сыну Омару, который стал перед ним на колени, поцеловал его в лоб и велел ему сесть по правую руку от себя. А повернувшись к Лабакану, он сказал:
— Есть старая поговорка: «Знай, кошка, свое лукошко!» А тебе, кажется, следует знать свою иголку. Хоть ты и не заслужил моей милости, но некто, кому я сегодня ни в чем не могу отказать, за тебя попросил. Поэтому я дарю тебе твою жалкую жизнь. Но если хочешь послушаться доброго совета, то поспеши убраться из моей страны!
Посрамленный, уничтоженный, бедный портняжка не в силах был ничего ответить. Он пал ниц перед принцем, и слезы брызнули из его глаз.
— Вы можете простить меня, принц? — сказал он.
— Верность другу, великодушие к врагу — вот гордое правило Абассидов, отвечал принц, поднимая его. — Ступай с миром.
— О истинный сын мой! — растроганно воскликнул старый султан и припал к груди своего сына.
Эмиры, паши и все важные лица государства встали со своих мест и воскликнули:
— Ура новому царскому сыну!
И при всеобщем ликовании Лабакан со своей шкатулкой под мышкой вышмыгнул из зала.
Он спустился к конюшням султана, взнуздал своего коня Мурфу и выехал за ворота, держа путь на Александрию. Вся его жизнь в роли принца казалась ему сном, и только великолепная шкатулка, богато украшенная жемчугами и алмазами, напоминала ему, что это был все же не сон.
Прибыв наконец в Александрию, он подъехал к дому старого своего хозяина, привязал к двери свою лошаденку и вошел в мастерскую. Хозяин, который не сразу узнал его, принял его очень церемонно и спросил, чем может ему служить. Но, приглядевшись к гостю и узнав своего старого знакомца, он созвал своих подмастерьев и учеников, и все набросились на бедного Лабакана, который никак не ждал такого приема, стали толкать и бить его утюгами и аршинами, колоть иглами и пырять острыми ножницами, пока он наконец в изнеможении не упал на кучу старой одежды.